Наследник Тавриды. Ольга Елисеева
почему все, имеющие средства, не переселяются из России? Здесь невозможно дышать. Я постарел в Петербурге за два года на сто лет…
– Вы уверены, что в Европе карбонарии не украсят вами фонарь? – с усилием рассмеялся Михаил.
Николай только дернул головой.
– Скоро и здесь не будет проходу от желающих освещать улицы телами аристократов. – Он полез в карман сюртука, явил свету вчетверо сложенный листок и, найдя строки, отчеркнутые ногтем, продекламировал:
«Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу!
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу…»
Граф поперхнулся.
– Что это?
– Стихи. Один поэт. Совсем молодой. У него большие неприятности.
– Не удивляюсь. – Воронцов выхватил листок из рук собеседника и зашвырнул в камин.
– Что толку? Завтра будет новое, – меланхолично отозвался Тургенев. – Государь упустил время, когда все можно было решить мирно.
– Боюсь, что легкость, с которой вы смотрите на подобные вещи, не делает вам чести, – отчеканил хозяин дома. – Как вы себе представляете горы трупов на Невском?
Лиза отошла от двери. Она по-прежнему ничего не понимала и стыдилась своего поведения. Часов около 12-ти гость уехал. Тогда молодая женщина накинула капот и отправилась в кабинет мужа. Михаил неподвижно сидел в кресле, рядом с ним на столике у камина стоял полупустой стакан бренди. Графиня подошла сзади и положила ему руки на плечи.
– Пойдем?
– Я сейчас, – он поцеловал ее в ладонь. – Иди.
Квартира, которую офицеры снимали в доме графа Остермана-Толстого, выходила на Галерную улицу. Две комнаты в нижнем этаже делили между собой адъютант хозяина Иван Лажечников и майор Денисевич, приехавший из Малороссии. Около восьми часов утра постояльцы были отвлечены от своего военного туалета требовательным стуком в дверь. В прихожую вошли три незнакомца, один из которых – худенький молодой человек во фраке – заявил, что у него к майору дело чести. Он метнул на умывавшегося Денисевича огненный взгляд, при этом крылья его арапского носа затрепетали.
– Скажите, сударь, вы ли вчера столь невежливо обошлись со мной в театре? – вопросил штатский. – И готовы ли сегодня дать мне удовлетворение?
Стоявшие за спиной у юноши два кавалергардских поручика, молодца и красавца, довольно заухмылялись, погромыхивая шпорами и саблями.
– Я? – опешил Денисевич. Он был выбрит ровно наполовину и вертел в руках мыльный помазок.
– Вы были вчера в театре? – потребовал ответа вошедший.
Майор кинул.
– Меня помните?
Денисевич сощурился, и на его лице мелькнуло раздражение.
– Вы тот самый наглец, который всем мешал.
– Отлично. Мы уговорились с вами драться.
Удивлению майора не было границ. Он отставил тазик,