Месть Аскольда. Юрий Торубаров
с места Кочева, точно ужаленный, пропела нагайка, и отряд умчался.
С тревогой посмотрел им вслед князь. И не зря. Не прошло и месяца, как пронесся слух, что в землях Владимирских появился большой татарский отряд. Боль сковала княжеское сердце. Ничего не оставалось, как склонить голову.
Сборы Ярослава были недолгими. Пришлось вывернуть карманы. На столе лежали подарки. Хану – золотое яйцо с каменьями. Яйцо не простое. Внутри – цыпленок, а в цыпленке еще и яичко. Все – из чистого золота. Ханшам – браслеты, бусы и ожерелья из раковин да монет. Были монеты и так, россыпью. С тяжким вздохом сгреб князь все это в кожаную кису, перевязал ремнем и подал воину:
– Будешь беречь. Довезем – быть нашим людям в радости. Утратим – не сносить нам голов своих.
– Довезем, – прогудели дружинники, гуськом выходя из княжеской времянки.
Прощаясь, присели перед дорогой. Княгиня постоянно вытирала слезы. Глаза ее выражали такую скорбь, что, казалось, она хоронит мужа живым. Отец Симеон басил:
– Ты смотри, князь, не ерихонься. Меч дубьем не перешибить.
– Так, так, батюшка, так, так, – кивала, соглашаясь, княгиня.
А тот продолжал:
– Смири свою гордыню. Умом татарву надо брать, только умом.
Князь, не мигая, смотрит на свежеструганную дверь.
– Легко сказать: смирись! А где наша русская гордость? Перед кем, скажи, отец, спину гнуть?
– Ярослав, – строго гудит Симеон, – будь осторожен. Завистливых людей развелось, как блох на блудливой собаке. Каждый норовит татарский случай в свою корысть обратить. Коль волен татарин живота лишать и властию оделять, слетятся к нему разные нечестивцы, как мухи на говно. Клеветою да лестью пытаться будут окрутить, чтоб выгоду себе поиметь. Таким, прости меня, Господи, гадам, – поп быстро крестится, – человека жизни лишить, что до ветру сходить. Прости, матушка, за слова окаянные.
По лицу Ярослава скользнула улыбка. Он посмотрел на жену, обливающуюся слезами, взял ее за руку:
– Успокойся, матушка. Ничего со мной не случится. Я не ворог себе. Да и вернуться мне надобно, город на ноги поставить. Андрею, вижу, не по плечу эта ноша, а Александру со шведами бы управиться. Вести от них идут тяжкие. Ярл Биргер силы против Александра собирает. На части рвут иноземцы Русь нашу…
Батюшка крепко сжал крест:
– Дьявол многими крутит. Увидала вражина слабость нашу, вот и задвигалась.
– Прав ты, отец. Смотри, ворогов-то сколько объявилось! Литва – и та под Смоленск пришла. Ну да ничего: вернусь, Бог даст, – посчитаемся.
– Не загадывай, тьфу, тьфу, – сплюнула княгиня.
– Пора, – Ярослав встал. – Благослови, отец, в дорогу.
…По прибытии в ханскую ставку два нукера повели князя Ярослава к хану под руки. Не поймешь басурман: то ли честь оказывают, то ли в полон берут. Всеволодович шел молча, послушно. Нукеры обвели его вокруг куста. Заставили