Не пугай ежа голым задом. Михаил Серегин
деятельность они при этом и не думали прекращать, а еще попутно радостно набивали мешки бьющейся на берегу рыбой. А я стоял и от чувства собственного бессилия прекратить это варварство наливался яростью, которая разорвала бы меня, если бы я периодически не цедил сквозь стиснутые от бешенства зубы такие выражения, какие ни в коем случае не решился бы произнести в публичном месте да еще в присутствии женщин и детей. Но вот трал с экскаватором уехал, а я совсем было собрался облегченно вздохнуть, да не тут-то было! Приехали один за другим несколько самосвалов с песком, который они вывалили прямо поверх ила и водорослей, и работяги начали тут же лопатами растаскивать его по всему берегу – у Крякова это называлось: отсыпать пляж.
Настроение у меня было испорчено вконец, и я, понимая, что не в силах ничего изменить, понуро поплелся в поселок, а там, оказывается, уже полным ходом шла работа. Из лесу доносились громкие голоса строителей, устанавливавших забор из колючей проволоки. Причем говорили они каждый на своем языке, почему-то прекрасно понимая друг друга, и при этом от души пересыпали свою речь таким ядреным русским матом, который не шел ни в какое сравнение с тем, что я недавно выдавал на берегу, – это был просто детский лепет. Не успел я отойти от этого шока, как увидел, что по лесу пробирается, подминая под себя кусты и молодые деревца, трактор с буром, наверное, для установки опор из асбоцементных труб. Бросаться к нему и взывать к совести работяги, судя по виду, все из той же Средней Азии, было совершенно бесполезно – плевать им на нашу природу! Они нашли себе хорошую работу и стараются изо всех сил, надеясь, что за нее прилично заплатят.
Ужас, полная безысходность и бессилие сводили меня с ума! Поняв, что нервы у меня на пределе и долго так не выдержу, я, забросив удочки и прочие снасти домой и отмахнувшись на вопрос жены, куда это я собрался, пошел в Салтыковку, где купил блок сигарет, хотя уже давным-давно бросил курить, и бутылку водки. Уже на выходе из магазина я решил, что маловато будет, и взял еще одну бутылку. Идти с ними домой и объясняться с женой у меня не было ни малейшего желания, так что я завернул к Юричу – это наш сторож, человек добрейшей души! Когда-то он работал на оборонном заводе, но потом случилось то, что случилось: оборонка рухнула, и он остался не у дел. Руки у него были золотые, он всегда отзывался на просьбу что-нибудь починить и мог отремонтировать даже то, что по определению не подлежало ремонту, а расплачивались с ним за это «жидкой валютой», потому что был, как он это высокопарно называл, привержен слабости, то есть попросту пил, но норму свою знал, и это воодушевленное состояние, как ни странно, нимало не сказывалось на его способностях, так что было решено считать такое состояние рабочим и не обращать внимания. Предпочитал же Юрич не водку, а какое-нибудь дешевое вино типа портвейна или «Анапы», так что в буквальном смысле этого слова моим собутыльником он быть не мог, но морально поддержал! Кажется, я даже плакал, рассказывая ему о том варварстве, которое видел своими собственными глазами, а он только