Рог Мессии. Книга третья. Долина костей. Ханох Дашевский
снимите, проверьте. Да к огню поднесите, пусть тепло войдёт. Только не сожгите, бога ради. Дайте лучше мне. Эсфирь – красивое имя, древнее, – продолжал Игнатьев, демонстрируя осведомлённость. – А проще как-нибудь можно? Вот я, например, Паша. А вы?
– Ну, Фира, если хотите.
– Фира, – повторил Игнатьев. – А что? Мне нравится.
Михаэль снова вздрогнул. Фира! Так называли маму её родственники. Где она, что теперь с ней? А этот полковой донжуан не отстаёт. Назовись докторша самым неблагозвучным именем, он бы и тогда заявил, что оно ему нравится. Да, но ведь эта Фира – она из Латышской дивизии. Значит, из Латвии, и, скорее всего, из Риги. Тогда обязательно должна знать отца. Его все врачи знали.
– Товарищ военврач, – Михаэль поймал на себе неодобрительный взгляд Игнатьева, недовольного тем, что ему помешали, – вы из Риги?
– Да, – оживилась Эсфирь, – а что?
– Я тоже, – сказал Михаэль. – Мой отец – доктор Гольдштейн. Вы, наверное, слышали?
– Гольдштейн? Залман? Ну конечно! Не просто слышала, а работала вместе с ним. Только не очень долго. Год, не больше. Замечательный доктор и человек интересный. Я даже влюбилась в него немного. Шучу. А вы, значит, его сын? Как вы здесь оказались? Бежали из Риги?
В нескольких словах Михаэль изложил свою эпопею. Эсфирь покачала головой.
– Бедный мальчик! Досталось же вам. А в Риге плохо. Евреев загнали в гетто и большую часть уже расстреляли.
– Откуда вы знаете?
– Мне мама написала. Не представляю, откуда у неё эти сведения и можно ли им верить. Они с папой сначала в Татарии были, в эвакуации, потом в Свердловск перебрались. Большой город, легче. А ваши родители? Боюсь даже спрашивать…
– Остались в Риге.
Оба замолчали. Этим немедленно воспользовался Игнатьев.
– Ну всё! Ещё наговоритесь. А сейчас – спать. На сон – два часа. Караульный – Гольдштейн. Возьми автомат. Обращаться умеешь?
– Так точно!
– Разбудишь меня через час.
Михаэля это устраивало. После того, что он услышал, даже сон пропал. Евреи в гетто! Большая часть расстреляна! А родители, Лия? Наступление под Москвой остановилось, идут тяжёлые бои. Рига опять далеко. Как узнать, что с родными? Но, может быть, им помогают? Ведь были же люди: Марта, Петерис, Зента… Чем больше Михаэль пытался убедить себя, что близкие живы, тем страшнее ему становилось. Что значит – большая часть? Это значит, что немцам хватило нескольких месяцев, чтобы большинство евреев Риги перестали существовать?
Было отчего расстроиться. Михаэль так задумался, что не сразу услышал шорох и хруст. Неясные тени показались в свете костра. Схватившись за автомат, Михаэль дал короткую очередь в воздух. Он не видел, как мгновенно вскочили на ноги Игнатьев и Эсфирь. Люди в маскировочных халатах остановились и уже хотели ответить огнём, когда Игнатьев закричал:
– Не стреляйте! Свои!
«Что он делает? – подумал Михаэль, держа палец на спусковом крючке автомата. – А если это немцы?»
Но бывший