Войны ветра. Дмитрий Янковский
мне не говорящих. Хорошая защита от угона арабами, надо признать. У варваров почти поголовно наблюдалась идиосинкразия к любым формам образования, кроме медресе. К тому же средний уровень интеллекта у террористов хоть и выше собачьего, но не намного. Стал бы человек с интеллектом душить рожениц в роддоме или поубивал бы он всех гимназистов в школе Святого Иова на Пасху? Бред. На такие вещи способен либо олигофрен, у которого слюни со рта текут непрерывно, либо арабский партизан с хорошо промытой в медресе черепушкой. По интеллекту оба одинаковы, только у партизана, в отличие от олигофрена, есть плазмоган и граната. Это единственное, на мой взгляд, между ними отличие. У меня с мозгами было чуть получше, но и мне пришлось искать нужную рукоять путем научного тыка, то есть без всяких затей дергая их скованными руками одну за другой. Никакой опасности подобный подход не представлял, поскольку те органы управления, которые не работали без электричества, попросту не откликались, а когда я добрался до нужного рычага, его поворот не только потребовал усилия, но и сразу привел к результату – гравилет начал ощутимо подниматься. Судя по всему, от ручки под палубой к силовому ядру привода шла механическая штанга, меняющая угол наклона. Мудро и надежно.
Спохватившись, я сдвинул рукоять в противоположную сторону и ощутил щекотку под ложечкой – падение пошло быстрее, чем я ожидал. Но пока земля далековато, этой неточностью можно было пренебречь. Наоборот, она давала мне выигрыш по времени.
Парни на гравио-серфах не растерялись, увидев мои маневры, а тоже начали менять эшелон. Причем с большей, чем у меня, скоростью. Ветер был свежий, а на галфинде маневрирование требует минимума усилий. В общем, у них были все преимущества, а у меня только сила духа и злость на свалившиеся на голову негативные обстоятельства.
Когда до земли оставалось метров десять, я снизил скорость падения, чтобы при ударе о грунт позвоночник не высыпался в штаны, но приложило все равно как следует. Хорошо хоть кресло мягкое.
На земле я ощутил себя куда увереннее, чем в чужом, потерявшем ход летательном аппарате. Надо было только пару секунд, чтобы прийти в себя после не слишком мягкой посадки, а потом попытаться выбраться из этого бронированного гроба, уже насквозь провонявшего вывороченными человеческими внутренностями. Если кто-то думает, что потрошеный человек благоухает фиалками, то я вынужден таких разочаровать – дерьмо в кишках именно дерьмом и пахнет. А еще кровищи на полу почти по щиколотку, она же в больших количествах тоже имеет характерное амбре. В общем, несмотря на нежелание пускаться в бега, я поспешил покинуть броневик.
Сдвинув в сторону крышку бокового пилотского люка, я соскочил в невысокую осоку, примятую тяжелой машиной. Воздух был свежий, дул северо-восточный ходовой ветер порядка семи метров в секунду, а через частые облачные разрывы светило яркое солнце. Четыре гравио-доски противника снижались, и приближались они очень бодро – все