Северная звезда. Татьяна Недозор
которое, по словам докторов, не так опасно, как опиум (чем и объяснялись посещавшие его приступы внезапной веселости)[1]. При нем даже нашли табакерку с белым порошком.
Оставалось лишь благодарить Бога, что Мария осталась жива. Но она лежала, не приходя в сознание, и никто не мог поручиться за её выздоровление.
А вот ломовой извозчик «номер 654», Сидор Кукша, отделался легким испугом, как и его лошадь. По этому поводу в газетке «Будильник» даже тиснули фельетончик под псевдонимом А. Хинеев.
Похороны Михаила Еремеевича состоялись два дня назад. Пышные, хорошие похороны, как и пристало купцу первой гильдии. Огромные дубовые двери открылись, и появилась мрачная процессия – впереди шел священник с кадилом в руках, его сопровождали певчие. Следом несколько крепких бородачей в сюртуках и цилиндрах – обслуга из похоронной конторы – вынесли массивный гроб, покрытый тяжелым покрывалом с золотыми кистями. За гробом шла траурная процессия: старые друзья, с которыми Воронов начинал свое дело, рабочие с его фабрик, домашняя прислуга.
Гроб установили на черный катафалк, запряженный парой гнедых, на лошадей были накинуты траурные попоны с серебряными кистями. Пара репортеров с разлапистыми фотографическими аппаратами была тут как тут – не письмоводитель из зачуханного департамента помер и не какой-нибудь спившийся актеришка, а купец первой гильдии.
Процессия остановилась на Георгиевском кладбище, возле принадлежавшего еще деду Маши участка с недавно построенным склепом. Девять лет назад тут упокоилась мать Марии, а за три года до того – её маленький братик Еремей, который не прожил и недели. Тут же возвышалась часовня во имя Архистратига Михаила. Строили её лет пять, и виновником подобной неторопливости был сам Михаил Еремеевич.
«Бог подождёт, Ему спешить некуда», – как-то пошутил он и дважды тратил выделенные на стройку деньги на нужды торгового дома.
Теперь Вседержитель, видимо, решил призвать своего раба Михаила, не считаясь с планами смертного…
Тогда, на кладбище, слушая священника, Христина Ивановна пыталась угадать, какие мысли скрываются под бесстрастной, холодной маской на лице Арбенина. Она знала о его планах относительно племянницы и сейчас пробовала угадать, есть ли под этим ледяным спокойствием страх за её жизнь. Или он намерен быстро утешиться, если Мария все же умрет?
Нет! Даже невозможно помыслить об этом! Смерть мужа покойной сестры она как-нибудь переживет, но если умрет Мария, ей самой останется лишь сойти следом в могилу! Она еле удержала рвущиеся рыдания.
В доме стояла тишина. Было лишь слышно, как Перфильевна, бормоча молитвы под нос, рубит на кухне большим ножом лёд в медном тазу, хрустящие удары сопровождают звяканье стали о медь и всхлипывания Глаши. Некстати подумалось, что Глаша в последнее время пыталась обратить на себя внимание Михаила Еремеевича. Христина Ивановна даже намеревалась поговорить с глупой девчонкой и объяснить всю неуместность её
Кокаин в XIX веке широко применялся в медицине как лекарство буквально от всех болезней – депрессии, различных неврозов, алкоголизма, сексуальных расстройств и даже сифилиса и «обычной» опиумной и морфинной наркомании. Считалось, что кокаин вызывает подъём духа и продолжительную эйфорию, которая ничем не отличается от обычной эйфории здорового человека, рост возможностей самоконтроля, прилив жизненных сил и увеличение работоспособности. Его не только не пытались запретить, но даже поощряли употребление. «Его стимулирующие и доставляющие удовольствие свойства служат укреплению американского национального характера с его инициативностью, энергичностью, неуёмной активностью и безграничным оптимизмом», – писал, например, американский психолог Рональд Зигель. В России кокаин продавался даже в провинциальных аптеках – по рублю за упаковку.