Северная звезда. Татьяна Недозор
она почему-то подумала, что ведь не очень хорошо знает отца.
Прошлое Михаила Еремеевича было довольно таинственным. Рассказывал он мало, игнорируя слишком настойчивые вопросы дочери, и каждое слово приходилось вытягивать буквально клещами. Приехал он в Петербург двадцать с небольшим лет назад, уже с приличным капиталом. С тех пор тут и жил, женился и обзавелся домом.
Никого из родственников по отцовской линии Мария не видала, да, по его словам, их давно уже не было в живых. Мать, бабку Марии, он потерял в три годика. Дед Марии, умерший, когда отцу было шестнадцать, был конторщиком на захудалом хлебном складе в Царевококшайском уезде. Юноша должен был сам устраивать свою жизнь. Трудился и конюхом, и берейтором в бродячем цирке, торговал вразнос мелким товаром. Затем судьба занесла его на Алдан. Там он за несколько лет накопил на то, чтобы открыть дело. Как он сам говорил, не благодаря удаче и богатой золотой жиле, о которой мечтает всякий старатель, а потому, что все то, что приносил ему тяжелый труд в тайге, не спускал в кабаках да на гулящих баб, как прочие товарищи, а старательно копил.
Про те времена он, казалось, особенно не любил говорить. Лишь по отрывочным воспоминаниям в минуты откровенности девушка представляла себе дремучую, вековую тайгу – чем дальше, тем суровее и мрачнее. Переходы по диким нехоженым тропам, где целыми днями вокруг тишина и полумрак, ночевки на выработанных приисках, в полуразрушенных бараках, когда на ночь выставляли караульного, а то пропадешь ни за грош. Трупы людей, умерших от цинги или иной хвори, от голода, раздавленных рухнувшей крепью или убитых «лихими людишками». Дороги через горы, завалы, каменистые россыпи, когда лошади ломали ноги или просто падали, не выдержав тяжести пути, а люди шли дальше. Тяжкий непосильный труд летом в воде по колено, тучи комаров и гнуса, а зимой морозы такие, что птицы замерзают на лету…
Когда она думала об этом, то невольно преклонялась перед отцом – такое мог выдержать только человек крепкий не только телом, но и духом.
Мария знала, что в обществе слухи об её отце ходили самые разные.
Говорили, что деньги, с которых пошла разжива, он добыл не в старательском шурфе, а выиграл на каком-то захолустном постоялом дворе у допившегося до полного сумасшествия графа, причем не в карты, а в «гусарскую рулетку». Он выстрелил первым, и удар бойка пришелся в пустое гнездо барабана. Граф, расхохотавшись, положил на зеленое сукно полста тысяч ассигнациями, нажал курок револьвера и упал под стол с раздробленным черепом. Ну а Михаил Еремеевич забрал деньги, да и был таков. Иные считали его крещеным евреем, что секретным образом ведет дела соплеменников, другие – тайным раскольником, делающим то же самое. Находились и такие, что числили его раскаявшимся душегубом, который носит на теле уличающие его следы от плетей и кандалов. Отец, иногда вспоминая эти слухи, посмеивался. Сам он был типичный купец первой гильдии – солидный господин крепкого сложения, с аккуратной бородой