Карта Хаоса. Дмитрий Емец
бегу Гелата услышала звон. Еще через два пролета увидела осколки, и сразу все стало ясно. Волчица атаковала в прыжке стекло между первым и вторым этажами и в стеклянном дожде вырвалась на улицу. Гелата осторожно просунула голову в раму, нависшую над ней гильотинным сколом.
В предрассветной полутьме дыбились кусты сирени. Призрачные коробки домов вязли в ватном одеяле тумана. Отыскать быструю волчицу в этом лабиринте было не по силам даже валькирии.
Гелата вернулась в квартиру, ощущая сквозь чулки холод ступеней. На полпути ей попался взмыленный Корнелий.
– Где она?
Гелата посмотрела сквозь него.
– Уже нигде, – хмуро ответила она.
– Как нигде? Там внизу еще одна дверь! Она не сможет ее открыть!
Гелата нервно рассмеялась.
– Она и не пыталась! Кто тебя вообще просил ее выпускать?
Корнелий надулся.
– Говорю тебе: она через меня пробежала! На лицо, между прочим, наступила!
– А остановить? Ты же страж!
– Ага! Остановишь тут! Я упал на спину, а флейта была в рюкзаке! – пояснил Корнелий.
Дурному вратарю в очередной раз помешало, что зритель на первом ряду показал ему язык.
Глава 3
Новая знакомая зоркоглазика
«При поединке, как на холодном, так и на огнестрельном оружии, противникам разрешается безусловно иметь на себе обыкновенной формы очки. Употребление во время поединка пенсне, случайное падение которого может быть причиной различных недоразумений, не допускается…»
Чем дольше Корнелий жил в Москве, тем реже телепортировал и тем чаще ездил на метро. Корнелий любил метро. Любил грохот вагонов, особенно последнего, на котором не висли сзади другие вагоны и не мешали ему болтаться. Любил резиновый запах новых эскалаторов, выветривающийся не раньше, чем через два года после открытия станции.
Любил момент, когда прожектор поезда рождается в тоннеле, а потом и сам поезд стремительно вылетает с дребезжаще-резким электрическим гудком: отгоняет бравирующих студентов, пытающихся попасть под всесокрушающее зеркало машиниста. Любил надпись «не прислоняться» и те многие издевательства, которые творились над ней.
В каждом вагоне у Корнелия имелся свой любимый закуток. Находился он у самой двери – справа или слева. Здесь тебя не сметала толпа, давившая обычно строго вперед, и можно было комфортно стоять, прислонившись плечом к стенке, а бедром к поручню. Единственное, что требуется от обитающего на этом месте, – регулярно наклоняться чуть вперед, открывая схему метрополитена и позволяя недоверчивому пассажиру убедиться, что «Пушкинская» и «Чеховская» – это примерно одно и то же, только через переход.
Порой, правда, Корнелию вспоминалось, что метро – это уже Верхнее Подземье. Еще, конечно, не Тартар, но уже место не самое благонадежное, обиталище нежити и многих нестабильных потусторонних существ, для которых глубины меньше ста метров