Жук. Таинственная история. Ричард Марш
голову вперед, и смотрел на меня проницательными голубыми глазами, чей взгляд напоминал взор хищной птицы, рассчитывающей, когда и как лучше напасть. Он изучал меня несколько секунд, не произнося ни слова, но я не знаю, проявил ли я свой ужас внешне; внутри, конечно, я весь сжался от страха. Он заговорил, так и не сойдя с места, и голос его звучал спокойно и непринужденно, словно хозяин дома приветствовал знакомого, заскочившего в гости.
– Могу ли я спросить, сэр, чем обязан удовольствию лицезреть вас?
Он сделал паузу, будто дожидаясь ответа. Я промолчал, а он облек свой вопрос в иную форму:
– Ради всего святого, сэр, кто вы и кто пригласил вас сюда?
Я стоял, молчал, не двигался и смотрел ему в глаза, не поведя и бровью, без малейшего трепета, отчего он, кажется, начал относиться ко мне с большей опаской, чем до этого. А мой, мягко говоря, своеобразный внешний вид заставил его подозревать, что он столкнулся с чем-то весьма необычным. Уж не знаю, счел ли он меня за сумасшедшего, но по его поведению я предположил, что так оно и было. Он предпринял попытку подойти поближе ко мне и при этом не прекращал говорить с чрезвычайной вежливостью и учтивостью:
– Будьте любезны, отдайте мне револьвер и бумаги, что вы держите в руках.
Пока он подходил, нечто вселилось в меня и заставило произнести низким, шипящим голосом, ничуть не напоминающим мой собственный:
– ЖУК!
Сложно определить, было то, что произошло далее, правдой или, до некоторой степени, порождением моего воображения, но стоило слову сорваться с губ, как мне почудилось, что лампы погасли, в комнату прокралась тьма – и я вновь с отвращением ощутил присутствие зла поблизости. Но если это все-таки можно было отнести к моей не на шутку разыгравшейся фантазии, то в воздействии слова на мистера Лессинхэма сомневаться не приходилось. Когда пелена тьмы – настоящей или мнимой – развеялась передо мной, я увидел, что он отступил в дальний угол кабинета и вжался спиной в полки, вцепившись в них, как пытающийся прийти в себя человек, которого только что едва не сшибли с ног ударом. Сильнее всего поменялось его лицо: на нем попеременно отражались изумление, ужас и паника. Мне было больно и неловко смотреть на этого охваченного страхом человека и осознавать, что передо мной великий Пол Лессинхэм, мой кумир в политике.
– Кто вы?.. Ради бога, назовите себя.
Голос его стал другим; ни друзья, ни враги не узнали бы его, услышь они эти истерические, безумные нотки.
– Кто вы?.. Слышите, я спрашиваю, кто вы? Богом молю, назовитесь!
Видя мое спокойствие, он начал проявлять весьма неприятные признаки волнения, особенно очевидные оттого, что он по-прежнему вжимался в полки, словно ноги отказывались его держать. Куда только делось прославленное самообладание Пола Лессинхэма; каждый мускул его лица, все его конечности дрожали и дергались, он трясся, будто его била лихорадка; растопыренные пальцы судорожно впивались в мебель, выискивая в этих полках опору.
– Откуда