Школония. Медина Мирай
ты должен кое-что знать.
Едва ли я тогда по-настоящему осознавал, о чем он хотел мне сказать. Я чувствовал, что весть будет печальная, но не был готов ее принять. Во мне зародилась новая надежда на то, что папа жив, лежит сейчас в соседней палате, пусть весь забинтованный, со скрытым под толстым слоем бинта лицом, еще без сознания, но живой. Ведь если меня спасли, то и его тоже должны были.
В палату зашла женщина в черном брючном костюме. С короткими светло-русыми волосами, больше напоминающими солому. Она выглядела строго, каждый шаг совершала с твердостью и решительностью, всем своим видом напоминая сотрудницу какой-нибудь компании со злыми и неудовлетворенными жизнью и зарплатой сотрудниками.
– О, вы пришли, спасибо, – сказал доктор. – Присаживайтесь, – И он благородно уступил леди место на убитом стуле.
Та лишь кивнула в знак благодарности и села на старый стул, как на трон. Я сразу понял, что эта женщина не из простых, шутки шутить явно не умеет, а услышать ее смех стоит дороже золота.
– Здравствуй, Марк, – начала она разговор.
Голос не подходил к ее образу. Он был нежным, не слишком громким, не слишком тихим, глубоким. Под этот дивный голос хорошо было бы спать. В нем слышались нотки сожаления, но не жалости. В ее голубых глазах жила искренность.
– Меня зовут Анастасия. Можно просто Настя. Я детский психолог.
Я больше удивился не тому, что она психолог, а тому, как она представилась. Без фамилии, без отчества. Только имя. Она хотела, чтобы я считал ее своим другом и был готов раскрыть двери со всеми своими тайнами. Желала завоевать доверие в моем сердце. Осознав это за секунду, я влюбился в нее. Она вызвала во мне чувства мгновенной привязанности, восхищения и страха.
– Оставлю вас наедине, – сказал доктор и поспешил уйти.
– Я знаю о твоем диагнозе, поэтому буду спрашивать так, чтобы ты мог ответить «да» или «нет», кивнув или покачав головой. Хорошо?
Я кивнул.
– Марк, – начала она, глядя мне в глаза, – ты ведь понимаешь, что произошло? Я не хочу говорить. Хочу, чтобы ты сам ответил мне. Ты ведь знаешь, что произошло той ночью, и как сложилась судьба твоего отца?
Искорка надежды моментально затухла. Скажи мне это доктор, и я стал бы биться в истерике и плакать. Но от нее слышать подобное было и больно, и обыденно. Вопрос прозвучал так, словно это нормально – терять кого-то. Так, будто она давала понять, что я не виноват.
Она не говорила: «Он умер». Она хотела, чтобы я сам это осознал.
– Ты сильный мальчик, Марк. Твой отец любит тебя.
Заметив мой удивленный взгляд после последней произнесенной фразы, она сразу объяснила:
– Я говорю «любит», потому что в человеке важна душа, а душа не умирает. Она уходит в другие края и все воспоминания уносит с собой. Она уходит, когда приходит время. Когда-нибудь настанет и мое, и тогда я покину свое тело. Знай, Марк, есть несколько вещей, что не зависят от нас при рождении, и одна из них – наша внешность. Но душа дается нам всем чистой, и только от нас зависит, какой она станет в итоге. И внешность не так важна,