Капибару любят все. Сергей Авилов
вел себя достойно. Взял, так сказать, ситуацию в мужские руки. Намеренно не таясь, достал из рюкзака бутылку вина. Подтолкнул Настю к своей комнате и закрыл дверь перед носом у любопытной Лены.
– Ого? – посмотрела она на Ольховского с надеждой на то, что он разделит ее удивление.
– А как ты хотела?
– Могли бы и без вина…
И он опять был вынужден напомнить ей, чем занимались они в этом возрасте. Тогда еще, правда, по отдельности.
Несколько лет назад Ольховский написал рассказ. Даже не рассказ – разминку. Все то лето он относился к литературе только как читатель. Рассказ-разминка назывался «Осень, которой не было». Рассказ о том, что, минуя какой-то возрастной рубеж, мужчина уже не замечает, как год сменяется годом, лето – осенью, и сама осень уже не так прекрасна, как когда-то… В целом – тоска и рефлексия, если бы не одно «но». Это правда! Банальная правда не становится менее правдивой от своей банальности. В рассказе герой мечтал о девочке-тайке или же таитянке – неважно. Девочка могла быть откуда угодно… Главное, чтобы она была молода и полна своих девичьих тайн, которыми могла бы поделиться. Тайкой же Сергей хотел видеть ее потому, что представлял, как они с девочкой будут раскладывать на песке найденные ею цветные камни, выброшенные прибоем.
Описывая все это, он проникся к девочке чувством. То время, которое он просидел за своим письменным столом, сочиняя тайку, Ольховский проводил далеко от дома, на том несуществующем пляже. Возвращаться ему не хотелось. Теперь же сын привел домой ту, которая по всем внешним данным подходила на роль тайки. У нее вполне могли быть свои девичьи тайны. Ольховский не завидовал сыну – это было бы слишком. Ему было даже приятно, что у сына есть вкус и мужество иметь рядом с собой красавицу. Он не завидовал. Ему немножко жаль себя: сорок лет – это совсем не возраст… Он бы мог предложить этой Насте много чего, все что угодно, кроме молодости, хотя и отсутствие молодости не означает непременный приход старости. Есть зрелость, в конце концов… В том-то и дело, что зрелости у Ольховского нет! Есть все что угодно, кроме зрелости. Та же рефлексия, например. Зрелость – время, когда свои проблемы становятся выше проблем мироздания, считал он. Его, увы, еще волнует мироздание.
Через минуту Димка появился снова:
– Пап, дай мне штопор!
– Дима, дай мне штопор, – передразнил его Сергей. Сын понял абсурдность просьбы и удалился на кухню.
К сожалению, он даже не спросит, понравилась ли отцу девушка, которую он привел ночевать. Ольховский бы по-дружески показал Димке большой палец. Но нет – скорее всего, Димка будет потом шушукаться с матерью, взяв с нее слово «ни за что не говорить отцу». Лена, естественно, слова не сдержит, но Димка не узнает об этом. В передаче информации случился сбой – Ольховскому хотелось бы напрямую.
– Может, вам сосисок сварить? – беспомощно спрашивает Лена.
– Не надо! – грубовато отрезает сын, так, будто сосиски унижают его мужское достоинство.
В его комнату хлопает дверь.
– Ну и как тебе? – Лена спросила