Череп для ученика. Евгения Белякова
его лица Гринеру стало ясно, что еще чуть-чуть – и Тео достанется не одна, а целый град оплеух. Юноша сглотнул и покосился на великаншу, проверяя, заметила ли она их; но та, судя по всему, была всецело поглощена тем, что лежало у нее на столе. Вернее, тем, кто лежал.
Теперь-то Гринер ясно видел, что «гость» этого жуткого дома – мужчина. Абсолютно голый, он лежал на большом блюде перед великаншей, стонал и странно подергивался. Гринер пригляделся – и вместе с пониманием волна смущения окатила его. Мужчина находился с состоянии крайнего возбуждения. Он не мог противиться желанию – оно заглушало в нем даже страх смерти, и в его стоне почти не было слышно паники. Юноша, чувствуя противную дрожь в коленях, сделал два шага назад и уперся спиной в Дерека.
– Уйди с дороги, мальчишка… – Зашипел Дерек. – А лучше сделай что-нибудь!
– Что?
– Спой!
В этот миг Гринера посетила шальная, абсурдная мысль, что на том самом Состязании бардов, которое Талли так расхваливал, состоялось куда как меньше выступлений вокального жанра, тогда как в этом страшном доме прозвучали уже две песни, а сейчас, судя по всему, будет исполнена и третья. И – удивительная, безумная ночь! – он глубоко вздохнул, набрал в грудь воздуха, развернулся к горе плоти, что восседала на кресле-троне и начал:
– Ой, а в поле – во лесочке, росли два колосочка, ой, да налитые, ой, да золотые-е-й – ух! – Гринер так залихватски ухнул в конце, что сам удивился. – Ой, пойду их собирати, колотить, колотить до вечерней, до зори!
Песню эту он слышал, когда жил в замке – ее пели крестьяне, возвращавшиеся то ли с покоса, то ли с пахоты – да и не важно. Юноша, попав под власть народного, удалого и протяжного напева, по-молодецки притопнул и запел еще громче, с изумлением замечая, что голос его, отражавшийся от стен, не становится глуше – наоборот, он набирал силу, становился звонче.
– Будет колос наливаться, будет песня распеваться, песня звонкая, развеселая!
Заплывшие жиром глазки огромной женщины запылали гневом; она затрясла подбородками и в ярости стала осматривать залу в поисках наглеца, посмевшего прервать ее трапезу – но никого не видела, только песня лилась, будто из ниоткуда. Гринер, ободренный успехом, разошелся не на шутку: пристукивая каблуками, он протанцевал сначала вправо, потом влево, и каждый куплет заканчивал громким уханьем.
Дерек, прятавшийся в тени у стены, мельком глянул на скакавшего по зале парня и покачал головой; потом вернулся к насущной проблеме, которая кулем висела у него на руках и едва слышно стонала.
– Тей… Ну Тей… очнись. Приди в себя, а то нас слопают – меня вторым блюдом, а тебя на закуску… А когда наша защита кончится, то и ученичка твоего проглотят, не поморщатся. Чтоб тебе пусто было, Серая, что ты раскисла, как городская барышня?!
– С-с-сам ты барышня, – Едва слышно ответила Тео, и лицо Дерека засветилось от облегчения. – У меня