История подвигов и славы.Книга 2. Сыны Отечества в дни мира и войны. Елена Ларская
совершился глубокий перелом. Он считал их более одаренными поэтами. Однако друзья в порыве откровенности говорили ему: – Дружище, Гаврила! На Парнасе талант твой далеко переживет наши! Тогда все поэты служили – звания писателя не существовало. Общественное значение литературы уже признавалось, но на занятие литературой смотрели как на частное дело, а не общественное. Что касается Державина, то в его понятиях поэзия и служба были связаны особенным образом. К началу восьмидесятых годов, когда Державин достиг довольно заметного положения в службе и стал выдвигаться в литературе, поэзия и служба сделались для него как бы двумя ипостасями единого гражданского подвига.
Державин, человек практического ума, но при этом наделенный поэтической душой, успевал все. Не забывал о служебной карьере, основном источнике благополучия. В 1784 г. прошел слух, что казанский губернатор уходит в отставку. Державин метил на его место. Казань была его родным городом, там жила его мать. Предстояли об этом хлопоты.
«Портрет Д.А. Державиной». В. Боровиковский, 1813 г.
В феврале 1784 г., пока еще стоял санный путь, Державин отправил в Казань весь домашний скарб, но сам с женою задержался в Петербурге. Губернаторство было обещано, однако дело нужно было подталкивать. И вот посреди хлопот стало его тревожить беспокойство вовсе иного рода.
Несколькими годами ранее, во время пасхальной заутрени в Зимнем дворце, посетило его вдохновение; приехав домой, дрожа от возбуждения, набросал на бумагу:
О ты, пространством бесконечный,
Живой в движеньи вещества,
Теченьем времени предвечный,
Без лиц, в трех лицах Божества!
Однако возникший как бы ниоткуда поэтический порыв также в никуда исчез.
Отвлекаемый службой и светской суетой, сколько не принимался продолжить начатое, – ничего не получалось.
Однако зерно упало в благодатную почву, но ему надо было время впитать в себя многое, для того чтобы дать всходы.
Когда пришло время, Державин вдруг почувствовал некое беспокойство. Объявил жене, что едет осматривать белорусские земли, в которых еще никогда не был. Хотя владел ими уже семь лет. Стояла самая распутица, время для поездок было не самое подходящее. Жена была удивлена, но промолчала.
Доскакал до Нарвы, повозку и слуг бросил на постоялом дворе, снял комнатенку у старой немки и заперся. Он писал, пока сон не валил его на постель, а проснувшись, наспех проглотив кусок хлеба, вновь брался за работу. Из-под пера лилась мысль, от которой сердце замирало, ощущая высоту своего парения. Образы и слова громоздились, как скалы.
«Ты. нищ и худ, принес
святые зерна.
Чтобы взошли ростки
благие там,
Где вместо лоз теперь
колючки терна»
Рождающиеся звуки вызывали оторопь и восхищение.
Написал