В перспективе. Элизабет Джейн Говард
его способность скучать, с тревогой отметила миссис Флеминг, знать бы, неужели она…
В этот момент в комнату вошли мужчины: вернулись после загадочных, изобилующих специальными терминами разговоров о деньгах, сексе, кровожадных наклонностях северных корейцев, обсудив фундаментальное так же поверхностно, как женщины в гостиной – поверхностное фундаментально. Через полчаса после неловкого объединения компания распалась.
Мистер Флеминг не выказал никакого желания поддержать распад, но проводил гостей до двери в настойчивой хозяйской манере, оставив миссис Флеминг в гостиной. Он уверен, что она устала, так он сказал…
Джулиан посадил Джун в машину, захлопнул дверцу и, пока обходил вокруг к своей стороне, произнес что-то, чего она не расслышала. Когда он включил зажигание, она спросила, что он сказал. (Этот ритуал им предстояло повторять до тех пор, пока его монотонность не начала провоцировать их на ссоры в машинах.) Но сейчас он решил, что с ее стороны это довольно мило – обращать внимание на все, что он говорит.
– Сказал, что этот холм для начала – даже хорошо, потому что машину вот уже несколько недель не заряжали как следует.
Он отпустил тормоз, и они покатились вниз с холма, пока мотор не завелся и машину не тряхнуло.
– А в Париже? – спросила Джун.
– А что с ним?
– Если не заведется.
– А, это. Завтра утром подзарядится.
После паузы Джун осторожно произнесла:
– Мне нравится твоя мама. Но все твои родные чуточку пугают.
– Что ж, родственникам со стороны супруга только и остается, что пугать или нагонять скуку. И, пожалуй, лучше, если они начнут с первого.
– Но твоя мама ведь милая, – напомнила Джун, желая выяснить, насколько милой Джулиан считает свою мать.
Однако ответил он равнодушно:
– С ней все в порядке. Совершенно безупречное существо. А вот мой отец – это не игрушки.
– Зато все вокруг игрушки для него.
– Знаешь, я ведь тоже так считаю. Умно с твоей стороны!
Эти слова он произнес с таким удивлением, что она могла бы рассмеяться, но поскольку была слишком молода и так мало знала о людях, то обиделась и заявила:
– В людях я разбираюсь. Люди – это мое.
– Господи! Люди – это твое!
Цепочка фонарей на Бейсуотер-роуд протянулась перед ними, как скверный сонет Дугласа о Лондоне.
– Красивые они, правда?
– Кто?
– Да эти фонари вдоль середины улицы.
– Ужасно красивые. И ни одного полицейского поблизости, да? – Он прибавил скорость.
Минуту погодя Джун спросила:
– Трудный у тебя выдался день?
– Не особенно. Утомительный. Разбирался с делами.
Она ждала, что он поинтересуется, как прошел ее день, чтобы вкратце рассказать ему про кино, но он не спросил. Они уже подъезжали к Мраморной арке, и он спохватился:
– Черт. Надо было свернуть налево.
Возле ее