Проект особого значения. Макс Глебов
спокойно сказал Женька и побрел на кухню.
Олег разулся и долго не знал, куда приткнуть мятые туфли. Слишком они выбиваются на сверкающем мраморе. И в обувницу их не спрячешь. Еще испачкают.
– Ты чего там?
– Иду! – крикнул Олег и выставил туфли в линейку, пряча в тени.
– Сахар?
– Одну.
Олег принял горячую чашку. Обжегшись, поставил на стол, подул на руки и, потирая ладони, как бы невзначай спросил:
– Тебя это не тревожит?
– Что именно? – спокойно спросил Женька.
– Ну… то что эта, Елена Петровна…
– …Александровна.
– Да, Александровна, – поправился Олег. – Не тревожит, что она про нас знает?
– В смысле, про нас?
– Ну… когда мы ее посадили, она уже как будто была на этой процедуре. Это тебя не тревожит?
– А должно? – тем же холодным голосом спросил Женька.
– Вообще-то да, – серьезней продолжил Олег и посмотрел на друга. – Про нашу, так сказать, деятельность знает уже слишком много людей. И за нас скоро по-настоящему возьмутся. Не так, как сейчас, спустя рукава. А по-настоящему.
– Эх, Олег, Олег… – пренебрежительно сказал Женька, покачивая головой. – Вот сколько я работаю цензором, столько и слышу про это. Еще до тебя, когда я с Вадимом работал, он мне тоже самое говорил. Пойми ты, наконец, пока люди нуждаются, чтобы им подтерли воспоминания, цензорам работа всегда найдется.
– Да, но…
– Проституция и наркотики тоже запрещены и что? Нет их?
Олег отвернулся.
– Я тебе прямо сейчас, не вставая, вызову и одно, и другое. Сами приедут.
– Я понимаю… – мягко сопротивлялся Олег.
– А еще! – прервал Женька. – Недавно новость слышал. Какой-то там международный суд опять запретил использование светильников. Как частникам, так и всем государствам. Все подняли руки, одобрили. Подписали что-то там и разошлись. А я уверен, что на службе каждого государства есть светильники. Ты лучше меня это знаешь.
– Да, я знаю, – виновато начал Олег. – Просто страшно в тени быть. Где-то проколемся и все… срок и лишение имущества. А мне никак нельзя.
– Как будто мне можно, – улыбнулся Женька. – Мне, знаешь ли, тоже не хочется прощаться со всем этим, – он развел руками, показывая богатую отделку кухни, метражом больше, чем половина квартиры Олега. – Если бы я не знал этот рынок, я бы не проработал цензором почти десять лет.
– Хомут вон, тоже десять лет работал и что?
– Это другое! – оборвал Женька. – Хомут был дурак. Он за деньгами повелся и начал светить всех направо и налево. Человек две недели как из тюрьмы вышел, а Хомут твой взял и просветил его. А он пошел и сразу кокнул кого-то. На том Хомут и попался. Мы не такие. Мы чтим кодекс цензоров.
– Чтим? – Улыбнулся Олег и подозрительно поднял на Женьку глаза.
– Может, и не во всех местах, но в основном чтим и это главное. Так что не бойся… все у нас еще будет. Лучше скажи, как там, твои? –