Мертвая комната. Уилки Коллинз
в голосе Леонарда слышалась не только печаль, но и строгость, не ускользнувшая от внимания жены. Она оглянулась на него, и выражение ее лица в одно мгновение изменилось. Она подошла и, приложив уста почти к самому его уху, прошептала:
– Ленни, ты сердишься на меня?
– Я не могу на тебя сердиться, Розамонда, – ответил он прежним голосом, – но мне бы хотелось, мой друг, чтобы ты могла контролировать себя немного лучше.
– Прости. Прости, Ленни, – шептала Розамонда на ухо мужу, обняв его за шею. – Мне очень стыдно. Но, Ленни, такое могло рассердить хоть кого, не правда ли? Ты простишь меня; я обещаю тебе вести себя благоразумнее. Не обращай внимания на эту жалкую хнычущую дурочку, – прибавила Розамонда, взглянув на мисс Моулэм, которая неподвижно стояла у стены и рыдала, закрыв лицо платком. – Я помирюсь с ней, я утешу ее, я сделаю все на свете, если вы только простите меня.
– Два или три вежливых слова, и больше ничего не надо, – ответил Фрэнкленд довольно холодно и сдержанно.
– Перестаньте плакать, ради всего святого, – сказала Розамонда, подойдя к мисс Моулэм и без лишних церемоний отняв от лица ее платок. – Не плачьте. Я была рассержена, мне очень жаль, что я так поступила с вами, но вы не должны были входить не постучав. Я вам никогда не скажу грубого слова, если вы впредь будете стучать в дверь и перестанете плакать. Перестань плакать, утомительное создание! Мы не уедем отсюда. Вот возьмите мою ленту в подарок. Она же вам нравится, я видела, как вы примеряли ее вчера днем, когда я лежала на софе, и вы думали, что я сплю. Ничего страшного, я не сержусь. Возьмите же эту ленту и успокойтесь. Дайте же мне вашу руку, и будем друзьями.
С этими словами миссис Фрэнкленд отворила и, под видом похлопывания по плечу, добродушно подтолкнула изумленную и смущенную мисс Моулэм в коридор, закрыв за ней дверь, она вновь заняла свое место на коленях мужа.
– Я помирилась с ней, Ленни. Я отдала ей свою ярко-зеленую ленту. Хотя этот цвет ей совсем не к лицу, она становится желтой, уродливой, как… – Розамонда остановилась и с тревогой посмотрела в лицо мужу. – Ленни, ты все еще сердишься на меня!
– Любовь моя, я никогда не сердился на тебя. И никогда не смогу.
– Я обещаю держать себя в руках, Ленни!
– Я в этом уверен. Сейчас я думаю не о твоем характере.
– О чем же?
– Об извинениях, которые ты принесла мисс Моулэм.
– Разве их было недостаточно? Если хочешь, я позову ее, произнесу еще одну покаянную речь, сделаю все что угодно, только не проси меня ее целовать. Я никого не могу целовать, кроме тебя.
– Моя милая, какое ты дитя в некоторых поступках! Ты сказала более, чем нужно было. И ты извини, что я делаю замечание, но ты увлеклась своим великодушием и добротой и забылась. И я не о том, что ты отдала ей ленту – хотя, возможно, это можно было бы сделать менее фамильярно, – но о том, что ты взяла ее за руку.
– Что ж тут дурного? Я полагала, что это лучшее средство помириться.
– Да,