Тот, кто полюбит все твои трещины. Рафаэль Боб-Ваксберг
Джессика говорила: Доктор говорит, это нормально.
а я говорил: Мне так не кажется.
а она говорила: Ты доктор, Йони?
а потом я говорил: Да. Вообще-то доктор. И ты тоже. Формально мы оба – доктора.
а она говорила: Может, оставим эту тему?
Я получил докторскую степень в космической инженерии, но моей страстью всегда была молекулярная биофизика. Когда мне позвонил мой друг и наставник доктор Карл Хесслейн, я читал лекцию по философии науки полупустому классу ленивых второкурсников, которые надеялись, что мой курс будет легким способом набрать необходимое количество часов общего курса в заурядном по большей части и ничем не примечательном университете. Я не хочу быть невежливым по отношению к упомянутому университету или его студентам; это просто факты.
Я показал классу этот слайд:
(я нарисовал эту картинку сам)
Сначала хорошая новость, – сказал я. – Мы обречены. Наша планета умирает. Наша вселенная умирает. Наши друзья, наша семья, все, кого мы когда-либо знали и будем знать, все наши далекие потомки, которые родятся еще только через тысячи поколений, все мы медленно-медленно умираем умираем умираем.
Я показал им этот слайд:
А затем сказал: Ой, извините, я сказал ХОРОШАЯ новость?
В этом месте мой план лекции велел мне: [СДЕЛАТЬ ПАУЗУ ДЛЯ СМЕХА].
Никто не засмеялся.
Я все равно сделал паузу.
Но есть и хорошая новость, – продолжил я. – И она заключается вот в чем: наука будет жить после нашей смерти. Наука выживет вне зависимости от попыток понять ее или их отсутствия; науке все равно.
Как бессердечная бывшая, наука не будет скучать по вам, и, конечно, это немного грустно, но разве в то же время не здо́рово?
Мой телефон зазвонил. Я сразу понял, что это доктор Хесслейн, из-за рингтона, помпезной и навязчивой «Ах, Вена-городок» Бетховена.
Я ответил на звонок: Доктор Хесслейн! Я сейчас на занятии.
Студенты продолжали печатать в ноутбуках и телефонах. У меня промелькнула мысль, что они конспектируют мой личный телефонный разговор, но принцип бритвы Оккама подсказывал мне, что они не вели конспекты с самого начала.
Речь Карла состояла из перекрывающих друг друга обрывков, словно Карл, как и сама наука, абсолютно не желал быть понятым: Йони! Грант! Совет директоров! Под руководством! Был основан! Наконец-то! Я не могу! Это происходит!
Наконец-то – это про Анти-Дверь, проект, о котором мы с ним мечтали бо́льшую часть нашей сознательной жизни. Сейчас он внезапно становился реальностью благодаря щедрому гранту от Фонда Фрэнка и Фелисити Филдингов.
Я впервые заинтересовался исследованием Карла несколькими годами ранее, после того как увидел Нечто Ужасное в Метро.
Я читал новую книгу Милтона Хилтона, размышления над уровнями скорости частиц – ничего революционного. Внезапно я отчетливо услышал, как происходит Нечто Ужасное.
Нет! Пожалуйста, перестань!
Я не