Генерал и его семья. Тимур Кибиров
Господь еще и ростом обидел?
Ну самые серьезные и умные люди никак не могли удержаться от улыбок, а дураки так просто покатывались:
– Как-как? Бочажок?! Ха-ха-ха! Гы-гы-гы!
А о том, какое впечатление производила эта фамилия в сочетании с именем Травиата, и говорить не стоит.
И вроде ничего такого особо нелепого или, там, непристойного в звучании и в значении этой фамилии не было – ведь не Запоев же все-таки, не Сиськамац какой-нибудь (есть и такая фамилия, ей-богу), не Говенда, увековеченная Л. С. Рубинштейном!
Или, например, семья Какашкиных, которых мне самому довелось опрашивать в ходе Всесоюзного социологического исследования!
Нет, ничего такого, всего лишь уменьшительное от хорошего русского слова «бочаг» (или «бочага»), которое означает согласно Ушакову «яму залитую водой, омут», а по другому словарю – «глубокое место в реке» или «небольшое озеро, остаток пересыхающей реки».
И чего тут ржать? Именно что признак дурачины…
А в последние лет десять это же самое дурачество и веселье по поводу уха на боку пристало, как банный лист, и к безукоризненно, казалось бы, серьезному имени и отчеству генерала.
Потому что советскому народу после лютой стужи хватило и жалких лучей хрущевской оттепели, чтобы разнежиться и оборзеть, смекнув, что его, как это ни странно, вроде не собираются больше расстреливать, да и сажают-то спустя рукава и на какие-то смешные сроки.
И пустился распоясавшийся народ-языкотворец как подорванный сочинять и рассказывать анекдоты.
А среди этих самоцветов русского фольклора, чаще всего неприличных, но иногда потрясающе изящных по форме и даже глубоких по содержанию, едва ли не самыми популярными были анекдоты про тезку моего генерала, легендарного героя Гражданской войны и культового фильма. Ну и про его верного оруженосца Петьку, комиссара Фурманова и Анку-так сказать-пулеметчицу.
Ни поручик Ржевский, похабничающий с Наташей Ростовой прямо на первом балу, ни безобразник Вовочка, спрашивающий училку, кто такой Вуглускр, ни (чуть позже) Штирлиц, ни даже лично Леонид Ильич не могли, насколько я помню, соперничать с этим устным народным героем.
Вот разве что армянское радио и безотказный Рабинович, да и то вряд ли.
Так что словосочетание «Василий Иванович» ассоциировалось теперь исключительно и прочно с этим нелепым, пьяным, блудливым и тупым, как валенок, персонажем.
Особенно изводил Бочажка его заместитель по политической части, подполковник Пилипенко (это когда сам Василий Иванович был командиром полка):
– Здоров, Василий Иванович, слышал анекдот про антенну? Василий Иваныч, гы-гы, спрашивает Петьку: «А где Фурманов?» А тот: «Антенну натягивает!» А Чапаев: «Красивое имя – Антенна!»
И сам хохочет, заливается.
Бочажок молча смотрит на него и думает: «Какой же ты все-таки идиот. Треснуть бы тебя по башке твоей лысой вот этим, к примеру, графином!»
А Пилипенко, отхохотав, спрашивает:
– Чо, не дошло?
И начинает снова рассказывать с пространными объяснениями.
А офицерский молодняк