Любовь по солнечным часам. Анастасия Машкова
снова это было гадко и унизительно.
Соперница не обнаружилась, зато Надя увидела, как представляет себе холостяцкое счастье ее принципиальный супруг. Пустые бутылки на полу и пластиковые пакеты из-под полуфабрикатов на столе.
Егор, не глядя на Надю, сел за неприбранный стол и начал есть ее котлеты из судка руками.
– Тебе тут хорошо? – привалилась Надя к притолоке.
– По крайней мере – спокойно, – сказал Егор и, протянув жене пустой судок, удовлетворенно рыгнул. – Большое спасибо. Впрочем, не стоило утжурда… утруждаться, – выговорил он заплетающимся языком.
– Послушай, ну хватит уже! Проучил, доказал, воспитал… Нам с Машей плохо без тебя!
– Разве? – брезгливо ухмыльнулся Егор. – Мне сейчас не резон затевать развод. Подожду еще несколько месяцев… Слушай, одолжи тысячи три? – вдруг оживился он. – Я тут проект собственный зам-мутил. – Он снова гаденько хмыкнул. – Все деньги приходится вкладывать. Пока.
– Да, конечно, – засуетилась Надя, копаясь в сумке.
– Ой, у меня только две четыреста… А что за проект? Может, я помогу? Вспомню что-то по юридической части.
Надя села без приглашения на стул, попыталась взять мужа за руку.
Он руку убрал и уставился в ее лоб пустым взглядом.
– Даже не начинай. Живи сама. Все кончено.
Обратный путь домой Надя позже не могла вспомнить, как ни силилась. Острое чувство сиротства, поселившееся в ее душе с уходом Егора, постепенно притупилось, но не ушло, мучило ночами. Она сильно похудела. Могла расплакаться от случайно услышанного обрывка знакомой мелодии. И с лица ее не сходило выражение испуга и ожидания.
А через четыре месяца ей позвонил мировой судья и вызвал на бракоразводный процесс, затеянный Бессоновым.
К тому времени Миликян, встревоженный переменами в «нэнормалной бессоновской семье», не только откинул всякую обходительность по отношению к Наде, но и избегал любых контактов с администраторшей, даже здороваться опасался. Впрочем, скоро он вовсе уволился, так как возглавил собственную клинику: всесильный тесть помог.
А на Надиной работе все очень переживали за «брошенку». Больше всех – верная Валюшка. Она пыталась успокаивать Надю фразами об «удаленном из ее жизни гнойнике». Такая вот неожиданная образность мышления открылась вдруг в легкомысленной «мышке-норушке».
Мама вошла в кухню и бросила на стол две фотографии. Когда Надя взглянула на снимки, у нее задрожали руки. Кровь бросилась в лицо. На фотографиях была она, Надежда, в миликяновской машине. Несмотря на темноватое изображение, можно было ясно различить страстно целующуюся парочку.
– Это я экспроприировала несколько дней назад у твоего муженька. Как уж я заставила его выложить эти «козыри», рассказывать не буду. Не сегодня, во всяком случае.
– Ужасно. Мама, это просто… – Надя не могла говорить от спазма, перехватившего горло.
– Ужас не в том, что ты умудрилась барахтаться с этим стоматологом.