Метро 2033: Крым-3. Пепел империй. Никита Аверин
пора ли уже бросать гранату? Не пора ли?
А еще он надеялся, что друзья ушли далеко. Эта надежда поддерживала, не давала рукам дрожать и запрещала думать о будущем.
Граната была самодельная, изготовленная после Катастрофы, и потому Карачун даже примерно не представлял радиус ее действия. Понятно, что засандалить бы ее в самый центр ползучей дряни, но как бы при этом самому не пострадать. Карачун не особо верил в то, что выйдет из переделки невредимым, но был оптимистом по природе.
Наконец, он достиг дистанции, с которой ничто не мешало добросить гранату. Сероватый вырост, весь покрытый пузырями и будто бы язвами, покачивался метрах в пяти. Карачун тяжело сглотнул – слюна стала вязкой, и нос заложило, надо полагать, милосердно, чтобы зловоние не добивало. Зачесалось лицо, начало печь руки. Карачун, правой рукой уцепившись покрепче, стянул зубами защитную перчатку с левой. И его тут же прошиб холодный пот, и такое отчаяние взяло, что пришлось закусить губу, чтобы не заорать.
Кожу покрывали язвы – как будто плеснули кислотой или щелочью, и состав разъел кожу до самой соединительной ткани. Карачун зажмурился. Значит, он все-таки заразился. И скоро умрет. Проверять, насколько мучительно, ему не хотелось.
– Ну, каша, посмотрим, как тебе это понравится, – пробормотал листоноша и выдернул чеку. – По крайней мере, теперь я точно знаю: заразу разносишь ты.
Он последний раз посмотрел на синее небо, видное в переплетении ветвей и, по-обезьяньи оттолкнувшись, прыгнул вперед, прямо в центр субстанции.
Воловик и Зиняк дотащили упирающуюся и ревущую от злости Бандерольку почти до берега, когда услышали взрыв.
Они обернулись – из центра города поднимался столб жирного чадного пламени.
– Как думаете? – начала Бандеролька, осеклась и села – ноги не держали.
Воловик пнул стену ближайшего дома и выругался. Зиняк, не отрываясь, смотрел на дым, потом задумчиво произнес:
– Светлая память Карачуну. Хороший был листоноша. Хочется надеяться, он сделал это не зря.
До вечера Бандеролька с севастопольцами сидели на берегу, у лодки, и жгли костер. Признаков заражения у них так и не появилось, и уже в сумерках они причалили к стенам Острога. Дозорные встретили их тревожными новостями: во-первых, на остров прибыли нежданные гости, жаждущие повидать главу листонош, а во-вторых, буквально час назад один мальчишка-рыбак свалился с признаками эр-чумы. И, самое страшное, рыба, которую он вытащил, тоже была больна – вся в язвах, ни с чем не спутаешь.
Зараза попала в воду.
Этот совет не походил на прошлый. Бандеролька еще не оправилась после гибели Карачуна, как сейчас стало видно – бесполезной. И все понимали, сочувствовали, но не могли скрыть разочарование и страх – если вода в реке отравлена, Острог обречен.
Кроме Бандерольки, Кайсанбека Алановича, Телеграфа и Контейнера, и уже привычного Триумвирата с Раисом, в зале Совета находилась незнакомая и крайне расстроенная команда.