Век серебра и стали. Денис Лукьянов
пышной люстрой; в зале, будто созданном, чтобы хранить секреты – и несказанные слова.
Утро Аны началось с комка в горле – ей срочно понадобилось поговорить с Алексасом, но появляться у старой графини не стоило ради его же блага. Разъяренная тетушка, Ана знала наверняка, будет громче и опасней любой иерихонской трубы. Вчера Ана так измучилась на службе, что решила отложить разговор до утра, – а теперь жалела, проклиная себя на чём свет стоит.
Ану с детских лет учили молиться: сначала одному богу, потом – другим. А она хотела заниматься совершенно иными вещами, не теми, что сулило недалекое будущее, словно нитями судьбы сплетаемое гувернантками и учителями: эту нитку сюда, этот корсет затянуть потуже, этот поклон пониже. Чем старше Ана становилась, чем яснее видела мир, тем больше понимала: тогда, двадцать лет назад, шанса не было. Сейчас он появился – слабый, незаметный, как свет далекого маяка в туманную ночь. И Ана устремилась к нему. Молитвы, чернилами въевшиеся в сознание, словно в податливый папирус, дали о себе знать – Ана посчитала, что для начала можно побыть жрицей… Дальше – посмотрим. Пусть она и прекрасно знала, что, во-первых, дело это не женское – освистают, – а во-вторых, стремление ее априори невозможное. Женщин не берут в храмы. И вообще берут мало куда.
Ана опустила было руки, но потом встретила Алексаса – такого же непреклонного, бьющегося за свои решения и идеи до последней крови и от этой же крови падающего в обморок. Как было не полюбить его? Что это, если не божественный огонь, подаренный судьбой, чтобы невозможный Александрийский маяк за семью морями запылал ярче? Мир Аны заиграл новыми красками – всё показалось возможным.
Она прекрасно помнила эту встречу. Тот день почему-то был наполнен бесконечной грустью, словно тяготы всего мира разом свалились на ее, Аны, плечи – она, еще живая в полной мере, сидела на парапете у собора Вечного Осириса, свесив ноги. Грелась на июньском солнце, выглянувшем из-за туч, смотрела на мутную воду Невы и мечтала, как всегда, о несбыточном и невозможном. Знакомые, правда, одергивали: что еще более невозможного может произойти в и без того невозможном новом мире?
Голова пухла от тучных мыслей, и Ана не слышала ни истошного крика чаек, ни ругани извозчиков вдалеке, ни хра-мовых песнопений. Не услышала она и крик: «Осторожно! С дороги!» Когда повернулась, отвлеченная чересчур громким шумом, было поздно – тут же забарахталась в прохладной воде.
– Какого Сета! – выкрикнула Ана. Убрала намокшие волосы с лица и быстро протерла глаза.
– Да чем вы слушали?! – выкрикнул в ответ молодой человек, барахтавшийся рядом. Золотые волосы, тоже насквозь мокрые, казались солнечными бликами на воде. – Я же вас предупреждал!
– Ну уж извините, – фыркнула Ана. – Не каждый день я жду сумасшедших, решивших кинуться в воду и прихватить с собой кого-то еще!
– Как будто мне очень хотелось! Особенно все это выслушивать!
Они подплыли к