Золотой Легион. Николь Руссо
почти год Степаныч ходил на курсы испанского, тая заветную мечту о Кубе. И сейчас уже вполне сносно мог объясняться. Правда, если собеседник говорил медленно и понятно.
Впрочем, про себя рассказывать было особо нечего. Прошлогоднюю нашумевшую историю с погонями, смертями и стрельбой он вспоминал с неохотой. Слишком много пережил. Хорошо, что хорошо кончается, как говорят!
Что потом? Сначала, конечно, он стал супер популярной медиа-фигурой. Его фотографировало множество корреспондентов. Брали интервью, были люди и с радио, и с телевидения. Пару недель его лицо не сходило с Центральных новостных каналов. Еще бы! «Идеальный иммунитет! Помощь в борьбе с пандемией! Бла-бла-бла!» Честно говоря, это очень утомляло. Недельки через две, наверное, любители желтого пера переключились на что-то новенькое, и шумиха поутихла.
В Национальном Исследовательском Центре Эпидемиологии, куда его, еще раненого, перевезли после Коммунарки, он пролежал почти три месяца. Его обследовали, проверяли, подключали какие-то датчики, брали анализы…
Видно, удовлетворившись результатами и узнав все необходимое, от него, наконец-то, отстали.
Надо отдать должное полковнику Посельскому. Неизвестно, какие рычаги он подключил. Но Степанычу восстановили все-все документы. И даже новенький загранпаспорт, хотя у него и старого-то никогда не было! Копия наградной книжки на медаль довела Степаныча до слез. Он долго благодарил, обнимал полковника и хлопал по плечам. Есть же хорошие люди на свете!
На всякий случай Посельский оставил ему номер своего мобильного телефона, с ухмылкой шепнув: «Это для вызова такси на Дубровку». Они потом долго смеялись, вспоминая тот добрый старый фильм.
Очередным подарком жизни стало предложение занять должность Заведующего энергетическим хозяйством в одном из отделений этого же медицинского комплекса, на что Загородний тут же с радостью согласился. Дело свое он знал отлично и был там в своей стихии. Всем помогал по возможности, людей не чурался. Стал, как и прежде, для всех Степанычем. Добрым, приветливым и безотказным! Вскоре его зауважало руководство и полюбили коллеги!
Ему даже выделили служебную жилплощадь. «Однушку» в районе Садового Кольца, в охраняемом «депутатском» доме, примыкающем к Институту. Говорили, что жилье предоставлено в рамках социальной программы работающим врачам. Степаныч сделал вид, что проглотил эту «туфту». Но понимал, что его просто не хотят терять из виду, хотя законных оснований для удержания на больничной койке не было.
Пачки долларов профессора Глозмана он, конечно, отдал полиции. Вернее, их просто вытащили из его секретного пояса, когда раненого, в беспамятстве, перекладывали на больничную койку. А он и не сопротивлялся. Грязные это были деньги.
Но из них ему выделили приличную сумму! Там в законах есть какие-то заковырки. Он не вникал. Но теперь недостатка в средствах у Степаныча не было! Трат особых он не имел. Жил скромно, по-тихому. Поэтому когда ему сообщили, что в июле «специалисту Загороднему В. С. положен очередной отпуск», он