Семья (не) на один год. Марья Коваленко
когда свидание закончилось и мы вернулись в наш домик, все эти теории рассыпались как пирамидка из детских деревянных кубиков.
Я так и не поняла, кто первый остановился и потянулся губами к губам. Еще несколько секунд назад по обе стороны от деревянного настила плескались волны и кричали птицы. А сейчас по моей спине побежали мурашки и в ушах послышался стон. Чужой. Короткий и жадный.
Все случилось так быстро, что ноги сами подогнулись. Руки, спасаясь, вцепились в широкие мужские плечи. И новый шторм накрыл с головой.
Серо-синяя глубина… только теперь не воды, а глаз.
Сильные ладони на моей талии. Притягивающие. Сминающие.
Растерянность и… радость.
Я, как и вчера, не верила, не соображала и отдавалась.
Позволяла раскрывать рот, сжимать в объятиях и плавить сумасшедшим напором. До слез радовалась чужому воздуху, который заполнял легкие, словно всю меня.
Разрешала утягивать на такую грань ощущений, где я еще никогда не была. Острую, опасную. И успокаивать тихим шепотом:
– Вкусная… Хорошая… Нежная…
Губы Никиты были повсюду. Он целовал мои глаза, щеки, шею. Говорил о том, что еле держится и что я слишком сладкая.
Клеймил мое тело своими пальцами. Скользил по спине и ниже. Стискивал. Чертыхался. Давал ощутить свою твердость. И снова целовал.
Никогда я не пробовала поцелуи других мужчин и не позволяла так к себе прикасаться. Никто, кроме Никиты, не был со мной настолько близко.
Я не хотела их. Тело не реагировало на чужие прикосновения, а внутри все молчало, будто изначально было настроено лишь на одного-единственного.
Для всех я была ледышкой, фригидной отличницей с конспектом вместо сердца. А с Никитой… Каждое его слово отзывалось сладкой ноющей болью ниже живота. Каждый поцелуй заставлял терять голову и забывать… вычеркивать из памяти то, как утром он назвал меня Алиной, то, что между нами лишь договор и впереди только год.
Пожелай Никита большего – я бы не остановила. Мне хотелось этого большего.
Гордость? Забыла о ней.
Страх? Утонул вчера вместо меня.
Сомнения? Рассеялись от горячих прикосновений и голодных поцелуев.
Никита во всем был для меня первым. И сейчас я готова была просить стать первым и в близости…
Мой муж.
Мой любимый.
Но когда я начала расстегивать пуговицы на его рубашке, Никита словно протрезвел.
С рваным вдохом, останавливая, он положил руку на мои пальцы. Прижал голову к своей груди. Медленно, будто разучился нормально дышать, выдохнул.
– Маленькая, меня совсем кроет от тебя.
Словно подтверждая, его сердце забилось еще громче.
– Это плохо?
Я готова была расплакаться из-за того, что мы остановились.
– Нет. Это хорошо. Даже отлично. – Губы Никиты легким поцелуем коснулись моей макушки. – Ты потрясающая. На тебя невозможно реагировать иначе.
– Но я тебе не подхожу…
Вчера