Снежный шар. Пак Соён
звуком, от которого я вздрагиваю. Потеряв дар речи, я широко открытыми глазами смотрю на госпожу Ча. В Сноуболе, как и в нашем мире, по закону пить алкоголь разрешается только с двадцати лет.
– Один бокал тебе не навредит. Шампанское – это напиток радости и победы.
Я смущенно беру из ее рук длинный бокал, который она наполняет золотистой жидкостью. На поверхность всплывают маленькие пузырьки. Легко соприкоснувшись бокалами с госпожой Ча, я, следуя ее примеру, одним махом опрокидываю содержимое себе в рот. Ой, какое горькое! А на вид казалось сладким… Наблюдая, как я морщусь, вываливаю изо рта язык и облизываю губы, точно корова, госпожа Ча добродушно смеется.
Неожиданно я задумываюсь, в какую историю себя втянула. Еще утром я была обычной шестнадцатилетней сотрудницей электростанции на ручной тяге. А сейчас еду в Сноубол с самым талантливым режиссером этого города. Весь следующий год мне предстоит играть роль вместо самой популярной актрисы, а моя семья в это время будет получать за меня компенсацию, считая, что это моя стипендия от школы. Зрители не испытают шок от трагической смерти своей любимой героини, а Хэри… А чего могла желать Хэри?
– Госпожа Ча, скажите… А что Хэри написала в предсмертной записке?
Госпожа Ча Соль подносит к губам бокал с остатками шампанского и вдруг замирает, словно окаменев.
– С чего ты взяла, что она оставила записку? – Взгляд тигриных глаз вновь фокусируется на мне. – И тебе не кажется, что это слишком личный вопрос?
Ее резкое замечание и указание на бестактность заставляют меня окончательно смутиться. Личный вопрос? Разве к Хэри применимо такое понятие? Даже когда на первом свидании у нее случилось расстройство желудка, камеры, установленные в парке, снимали, как она бежит в общественный туалет, чтобы каждый зритель мог увидеть ее смущение и стыд.
Такова судьба актера. И теперь я должна буду принять ее на себя.
От этой мысли на душе у меня становится невыносимо. Обернувшись к водителю, я кричу:
– Господин Рафалли!
В мире, где открыто на камеру совершаются убийства, что могло побудить ее расстаться со счастливой жизнью в комфорте и безопасности? Я обязана увидеть женщину, которая сможет ответить мне на этот вопрос.
– Господин Рафалли, давайте ненадолго заедем на станцию!
За перегородкой тишина, а лимузин продолжает двигаться в том же направлении.
– Мне оттуда надо кое-что забрать!
Я встаю полусогнувшись, чтобы пробраться поближе к месту водителя, но госпожа Ча Соль крепко хватает меня за руку, вынуждая сесть на место.
– Приедем в Сноубол, там все и купишь.
В ее интонации слышится раздражение. Этот недовольный тон, как у нашего бригадира на станции, тон, принуждающий меня подчиниться, тут же вызывает во мне бурю негодования. Я не собираюсь так легко сдаваться.
– Доктор дал мне мазь от обморожения, а я забыла ее взять с собой.
Госпожа Ча Соль устало замечает, что в Сноуболе можно найти мазь и получше, но я твердо стою