Братство бумажного самолётика. Екатерина Белецкая
вот аэродром растащили подчистую, всё, что на нём имелось – это чудом сохранившаяся вышка, стены ангаров, лишенные даже крыш, и огромное, постепенно прорастающее травой бетонное поле, в самом центре которого находился почти полностью лишенный обшивки остов самолёта. То есть обшивка сохранилась на кабине, да местами над участком, где когда-то был салон, крылья жители Морознова давно ободрали полностью, потому что им надо было «железки поплощее». Всерьез аэродром интересовал, пожалуй, только братьев Фламма, прочие же считали его местом никчёмным, и были, пожалуй, правы. Что там делать, в этом чистом поле, продуваемом всеми ветрами, в котором от дождя можно укрыться только под вышкой, да и то с риском получить по голове какой-нибудь железкой? Дурное место, да и никчёмное. Никудышное.
Комаров, Зотов, и Ковригин нашлись там, где и ожидали их найти Ян с Полом – за главным корпусом завода, на своем «коронном месте». Коронное место располагалось за одним из цехов, в укромном закутке, и обладало сразу несколькими преимуществами. Во-первых, оно находилось под крышей, потому что в закутке был дебаркадер для выгрузки машин, и имелся неплохо сохранившийся навес. Во-вторых, удрать, если что, можно было сразу в двух направлениях. В цех, по лестнице наверх (страшновато, потому что лестница сильно проржавела), и вниз, в люк (еще страшнее, но если сравнить с тем, что устроят взрослые, если поймают – не так уж и страшно). Место гоп-компания себе устроила роскошное, с размахом: из конторки приволокли диваны и кресла, причем даже мягкие, обтянутые расползающимся дерматином, ящики, заменяющие столы, и даже для чего сейф с сорванной дверцей, которую, впрочем, ушлый Комар приставлял на место.
– О, крыса ползёт, – Коврига, увидев братьев, приподнялся с дивана, и ухмыльнулся.
– Какая? – спросил Комар. Он вставать не спешил, сидел в своём любимом кресле, и курил, пуская в воздух сизые дымные кольца.
– Двухголовая, – отрапортовал Коврига. – Вшивая.
– Сам ты вшивый, – сердито ответил Пол.
– А рыжих не спрашивали, – отрезал Коврига. – Вообще молчи, у тебя души нет, чего с тобой говорить.
– Есть у меня душа, – Пол нахмурился.
– Рот закрой, – мирно посоветовал Комар. – Яшка, давай, чего накрысили.
– Меня зовут Ян, – в который раз уже сказал Ян. Имя «Яшка» бесило его несказанно, Комар про это, конечно, знал, и сейчас давил на больное специально.
– Куян, – передразнил Комар. – Давай, сказал, чего принесли.
Из карманов братьев на импровизированный стол из ящика перекочевали следующие предметы: два коробка спичек, оба початые, шесть сигарет в пачке, которую зацепили в кабинете доктора, кусок синтетической бечевки (баб Зина оборется, веревка-то была для белья), открытка с изображением пышнотелой актрисы Грибановой (увидев открытку, Коврига с удовольствием причмокнул), и слипшиеся в комок сахарные помадки, которые Пол стащил у математички из ящика рабочего стола. Помадки