Живописец короля. Петер Хакс
стоит на мольберте. На подиуме во всем великолепии и красоте: Буше, его ученик Фрагонар и натурщица О’Мерфи, позировавшая для «Одалиски». Буше уже исполнилось пятьдесят лет, Фрагонару чуть больше двадцати, О’Мерфи четырнадцать. Обед обошелся художнику в сумму, равную годовому доходу, и у театра нет оснований тратить меньше на постановку спектакля. Ожидается прибытие короля и маркизы Помпадур.
Фрагонар. Говорят, что на этот прием вы истратили доходы за целый год. Это правда, мастер?
Буше. Я готов пожертвовать всем ради моего короля.
Фрагонар. А вы возместите расходы?
Буше. Разумеется. Но не в этом дело.
Фрагонар. А в чем?
Буше. Как художник я готов платить любую цену за счастье жить в Едином Целом.
Фрагонар. Вы приносите все свое состояние в жертву какой-то там философии государства?
Буше. Именно так. Конечно, при этом нужно иметь средства к существованию, иначе ничего не получится. Ты случайно не знаешь, который час?
Фрагонар. Одиннадцать.
Буше. А когда должен был прибыть двор?
Фрагонар. В девять.
Буше. Я все-таки подойду еще раз к дверям и выгляну на улицу. Похоже, я и впрямь волнуюсь перед вернисажем. (Уходит. Возвращается.) Кто этот забавный молодой человек, разряженный, как ручная обезьяна? При виде меня он каждый раз кланяется до земли.
Фрагонар. Работает у этого богомаза Грандона. Его зовут Грез.
Буше. И тоже хочет стать художником?
Фрагонар. Он даже одновременно со мной ездил в Рим.
Буше. Смешно. Все мнят себя живописцами.
Фрагонар. Он вообще не умеет писать.
Буше. Люди подобного сорта бывают полезны. Как-никак они заполняют залы. Ох уж эти мне парижские ценители живописи. (Уходит.)
Фрагонар. Раз уж мы остались наедине, позвольте, пользуясь моментом, принести вам мои поздравления. Король удостоил вас чести быть принятой в Олений парк. Я желаю вам творческих сил и прежде всего здоровья, мадемуазель О’Мюрф.
О’Мерфи. Благодарю вас, господин Фрагонар, но вам пора бы научиться правильно произносить мою фамилию, хоть она и заграничная. Это признак образованности.
Фрагонар. Не нас во Франции, мадемуазель О’Мюрф. Но я попытаюсь – в угоду вам. Так как прикажете к вам обращаться?
О’Мерфи. О’Мерфи.
Фрагонар. О’Мерфю.
О’Мерфи. О’Мерфи.
Фрагонар. О’Мерфю, я так и говорю.
Оба громко, по-детски смеются.
А вам уже позволили осмотреть ваше новое жилье?
О’Мерфи. Госпожа маркиза соблаговолила лично поехать со мной туда и показать мне мои апартаменты.
Фрагонар. Очень хотелось бы знать, как там все происходит, в этом Оленьем парке.
О’Мерфи. К сожалению, это тайна, господин Фрагонар. Я не имею права удовлетворить ваше любопытство.
Фрагонар. Я не любопытен. Просто интересно себе представить.
О’Мерфи. Может быть, когда мы совсем-совсем состаримся, встретимся еще раз, и я вам обо всем расскажу.
Фрагонар. Я обязательно спрошу вас еще раз, мадемуазель О’Мюрф.
Церемониальный марш. Буше.
Буше. Его величество и свита. Дети, перестаньте болтать. За работу.
Голос швейцара. Его величество король. Ее светлость госпожа маркиза де Помпадур.
Фрагонар. Опоздали всего на два часа.
Буше. Небывалый успех. Ко мне являются вовремя даже короли.
Буше идет к рампе навстречу гостям и отвешивает легкий поклон. Свита аплодирует. Фрагонар открывает картину. Свита аплодирует. О’Мерфи появляется рядом со своим портретом. Свита аплодирует. О’Мерфи кланяется; будь поклон немного ниже, можно было бы созерцать ее ягодицы. Бурные аплодисменты.
Фрагонар. Я невероятно горжусь, мадемуазель О’Мюрф.
О’Мерфи. Чем же вы гордитесь, господин Фрагонар?
Фрагонар. Тем, что мне было позволено растирать краски для ваших ягодиц.
Сцена погружается в темноту, остается освещенной только «Одалиска», она исчезает последней. По мере затемнения:
Голос Помпадур (из зрительного зала). Художник отдает королю свою самую прекрасную картину и свою самую прекрасную модель, и на этот раз мы не должны делать выбор между шедевром кисти и шедевром природы. Дорогой Буше, мы благодарим вас за оба шедевра. Выражая свою благодарность, я рассчитываю и претендую на вашу дружбу и ваш гений.