Операция «Империал». Александр Звягинцев
дел выделили в отдельные производства? Это же удача!
– Какая удача? Ты, по-моему, с тумбочки свалился, насмотрелся там американских боевиков и возомнил себя суперменом. Неужели для тебя удача, даже если это подтвердится, самому сунуть башку в пасть тигра? Причем не дрессированного, а самого что ни на есть дикого!
– Это, по-моему, не я насмотрелся, а ты в отпуске слишком задержался. Расслабился и дальше своего носа не видишь! – так же спокойно, но более твердо сказал Оболенцев. – Представь себе, что не мы сами это выявим, а сделает кто-то другой. Пусть даже случайно! И что тогда? Можем и с работы с тобой полететь, как сизые голуби. Так что, если хочешь спокойно спать, больше вкалывай и меньше отдыхай.
– Я знаю одно, что спокойно спит тот, кто меньше знает. А насчет работы пургу не гони… Это мы уже проходили…
– Ты, я вижу, совсем плох. Выйдешь из своего отпуска, всунут тебе чужие «висяки», и будешь в них опять колупаться до скончания века и еще неизвестно где, – продолжал дожимать друга Оболенцев, видя, как тот начал поддаваться, – на Крайнем Севере или Дальнем Востоке. А я тебе юг предлагаю – солнце и море.
Ярыгин, закинув руки за голову, отрешенно смотрел на кусок отставшей от стены штукатурки.
Оболенцев резко встал. Подойдя к Ярыгину, он, обняв его за плечи, азартно сказал:
– Вань, ты представь себе, какая, возможно, раскрутка пойдет, если все это правда.
В прихожей послышался щелчок дверного замка, и Ярыгин прямо на глазах помолодел. Просто в мальчишку превратился.
Он молнией метнулся в прихожую, где уже открылась дверь. И не успела она захлопнуться, как Оболенцев услышал звонкие и жадные поцелуи.
Выждав пару минут, он тоже показался в прихожей.
Из объятий Ярыгина высвободилась его жена, Маша. Взглянув на Оболенцева, она зарделась.
– Привет, Машуля! Ты чего это смущаешься? Муж-то, чай, законный, родной!
Маша была столь юна и свежа, что вполне могла сойти за дочку Оболенцева. Ей было двадцать пять. Сколько лет они были уже знакомы, даже дружны, а она так и не научилась говорить ему «ты», все время путалась – то «вы» скажет, то «ты».
– С чего это вы взяли, Кирилл, что я смущаюсь? – еще пуще покраснела Маша.
– Чем это я так провинился, что со мною говорят на «вы»? – спросил Оболенцев, состроив обиженную физиономию.
– А подарки не даришь! – поддел Ярыгин. – Из Америки ничего не привез.
Оболенцев хлопнул себя по лбу.
– Склероз проклятый! Спасибо, друг, что напомнил.
Оболенцев взял импортный пакет, который оставил здесь же, в передней, и торжественно вручил его Маше:
– Это только тебе, Машенька.
Маша, застеснявшись, не решалась взять пакет.
– Ты чего, Маш? Подарки от Кирилла принимать можно, в этом случае я не ревную. Что это там у нас?
Ярыгин выхватил пакет из рук Оболенцева и вытащил голубого слоненка с розовыми ушами.
– Спасибо! – протянула Маша.
– А ты откуда знаешь? Разве я успел тебе сказать?
– О