Христианум Империум, или Ариэля больше нет. Том III. Сергей Юрьевич Катканов
и обработанных тобою камней-фактов кто-то построит уродливый дом-концепцию?
– То, что ты говоришь – формально верно, но давай посмотрим, как это бывает на практике. Вот я добыл и обработал сумму фактов о рыцарстве, издал монографию. Каждый факт в моей монографии безупречно доказан и изложен с беспристрастной объективностью. Меня в этом тексте нет. И никто со мной не будет спорить, потому речь идёт о том, что существует помимо меня и независимо от меня. А теперь представь себе, что я начну рассуждать о психологических особенностях рыцарства, о том, что происходило в умах древних людей, о том, сколько в их душах было добра, а сколько зла. С твёрдой научной почвы я сразу вступлю в болото бесконечной бесплодной полемики. У меня логичная концепция, у моего оппонента она не менее логична, хотя наши концепции взаимоисключающи. Мы постоянно друг другу что-то доказываем, но не можем ничего доказать, потому что объективные критерии отсутствуют. Это уже не наука. Я не хочу в такое болото.
– Но из добытых тобою фактов всё равно будут делать выводы, только этим будут заниматься люди неумные и неподготовленные.
– А вот с этим я уже ничего не могу поделать. Я по природе своей – учёный и от своей природы не отрекусь.
– Нам бы с тобой в паре работать.
– Избави Господи. Я бы каждый день орал на тебя, что из моих фактов вовсе не следуют такие выводы, а ты орал бы мне в ответ, что я безнадёжно устарел и ничего не понимаю. Неужели ты этого хочешь?
Мы с отцом сошлись на том, что каждому своё. Я больше не покушался на его право оставаться чистым учёным и согласился с тем, что у меня склад ума ненаучный.
– А я был уверен, что твоя книга – научная, – удивился Северин.
– Нет, это не наука. Во всяком случае – не историография. Рискнул бы назвать это историософией, но таковой не существует, если, конечно, лет через сто меня не признают её родоначальником. С моей книгой вообще всё не просто. Это не научая работа. Это не литературное произведение. Не философский трактат. Не публицистика. Я не знаю, что это.
– Но в нашей империи, в отличие от внешнего мира, рыцари всё ещё существуют. Они должны оценить твою книгу.
– Щас. В этой среде я меньше всего надеюсь на понимание, хотя сначала были иллюзии на сей счёт. Показал свою книгу одному седому командору, он прочитал и говорит: «Забавная книженция. Но рыцарям её больше не показывай. Половина из них может умереть от смеха, и тебя обвинят в диверсии против Ордена». Мы вместе дружно посмеялись. Он – надо мной, я – над ним. А знаешь, что самое забавное? Сами рыцари ничего о рыцарстве сказать не могут. Я ко многим из них подходил с вопросом: «Что значит быть рыцарем?». Ответы были короткими : «Это не объяснить», «Умом это не понять», «Рыцари – из другого теста». Больше всего мне понравился ответ: «Это особое состояние души». Уточняю: «А в чём особенность?». В ответ опять: «Это не объяснить». Эти господа очень любят изображать из себя вселенскую загадку и ни сколько не смущаются тем, что им самим отгадка неизвестна.