Клювы. Максим Кабир
суккуба останется его тайной. А любовью – Корней на это надеялся – они займутся позже и наяву.
Лежа в постели, он наблюдал за Оксаной, пока сон не сморил и улыбка не завяла на его губах.
Кто-то сидел у Филипа на груди.
Он открыл глаза и попробовал отмахнуться. Тщетно: конечности не двигались. Он не чувствовал рук. Зато чувствовал тяжесть незримого камня. В голове возник четкий образ: полотно Иоганна Фюссли «Ночной кошмар». Героиня картины свесилась с постели, а ее грудную клетку оседлало чудовище, демон.
Филип замычал, напрягся. Результатом усилий были пошевелившиеся пальцы. Максимум, который он выжал из парализованного тела. Мышцы игнорировали мозговой импульс. Не предали лишь веки и глазные яблоки: он поводил взглядом по подрамникам и холстам.
Ночью он гулял по Градчанам, наблюдал за людьми, привалившись к стене Лоретанского монастыря. Дома слушал радио. Уснул на рассвете и, судя по серому мороку в студии, проспал минут тридцать. Рекорд для чертовой недели.
Филипу казалось, что он поднимает пудовую гирю. Воздух выходил со свистом из пересохших губ. Запястья оторвались от простыней. Ступни ожили, сместились вправо и влево. Между ними, в изножье кровати, Филип увидел жену.
Блуждая ночью в тени дворцов, он ощущал себя изгоем, вампиром. Монахи косились вслед, угадывая существо иной природы. Скалились собаки, дергали поводки.
Он проклят, лишен сна, вынужден скитаться в одиночестве до скончания века.
В квартире как в фамильном склепе. В кровати как в гробу. Солнечные лучи сковали плоть, а осиновый кол ужаса пробил ребра и угодил точно в сердце.
Яна парила над паркетом. Развела руки, копируя возносящихся в рай святых с картин эпохи Рафаэля. Она была обнажена. Бородка мокрых рыжих волос пылала на лобке. Соски напряглись.
Несмотря на всю гротескность происходящего, Филип возбудился. Паралич, сковавший мышцы, пощадил его мужское естество.
Очертания Яны двоились. «Изображение» рябило. Она будто плавала в воде, подкрашенной розовым, с клочьями пены на поверхности. Кудри текли вверх, создавая эффект пламени, огненного нимба.
Слеза скатилась по виску Филипа.
«Не бросай меня!» – взмолился он.
Слева, затрещав, включилось само собой радио. Фрэнк Синатра запел Fly Me to the Moon.
Под пушистыми ресницами глаза Яны серебрились. Как монеты или как две луны. Ее рот был распахнут буквой «о», изнутри лился призрачный лунный свет.
«Мы должны были бороться…»
Яна очень редко вспоминала тот период жизни, когда опухоль отняла у нее речь, способность читать и ходить. Три или четыре раза за двадцать лет брака. Ей было столько же – двадцать. Хрупкая девочка, сражающаяся с демоном по имени рак. Филип жалел об одном: что его не было рядом в те страшные дни, что он не держал за руку Яну и не дежурил у больничной койки.
Она пришла в его жизнь излечившейся, зализавшей раны прекрасной рысью.
Но рак посеял зерно. Рак вернулся – она узнала о рецидиве за неделю до смерти. Доктор прогнозировал благополучный исход.
Яна ничего