Глазами Эухении. Про Испанию с любовью. Евгения Хамуляк
и совещались около получаса. В конце концов, победили разум и ипотека на квартиру, которую надо было выплачивать да или да Ковалёву Никите, так как его жена числилась в домохозяйках и свободных художницах.
После окончания слушания все разбрелись кто по домам, кто на обед.
Анна отправилась в знакомый бар, куда уже стягивались работники суда, судача, естественно, о последнем «кудрявом» деле. Все смеялись и подхихикивали. Анна как могла, тоже пыталась поддержать веселье, но на душе продолжали ныть кудрявые кошки. Как вдруг ей позвонили из районной полиции и пригласили прибыть как официального переводчика для рассмотрения дела о попытке изнасилования.
За окном светило солнце, какое обычно светило в Орле где-нибудь в середине июня.
– Вот такое вот дерьмовое лето, детка, – допила бокал белого вина Анна, глядя на совсем неновогодние пальмы, неновогодних чаек, неновогодний асфальт и весёлые ёлки в витринах.
Хорошо, что есть работа, разбирательства, чужие проблемы, нервы, движуха. Они должны были разбавить навалившуюся предновогоднюю хандру.
Лучезарно улыбнувшись коллегам, переводчица отбыла на новое задание.
***
– В 7:30 утра в Лас Фелиус в общественном туалете мужчина славянской внешности напал на англичанку, – быстро шепнул Хоаким Анне на ухо. – А бабуле 100 лет в обед. Видать, маньяк. Не иначе. Бабуля-то – та ещё красотка.
У Анны побежали мурашки по коже. Вот уже 25 лет она не живёт в России, а до сих пор испытывает чувство вины за своих бывших соотечественников…
Анна выругалась матом вслух, это было привилегией иностранцев – выражать себя открыто, не таясь в присутствии тех, кто не понимал ни слова. И с этим настроением вошла в зал, где сидел среднего роста мужчина с грубоватыми чертами лица, коими обычно обладают люди, занимающиеся тяжёлым трудом. В воздухе отчётливо и неприятно висел смрад от спиртного.
– Я… я… я, – заикался маньяк Витя, пытаясь на ломаном испанском объяснить, что не виновен.
– Расскажите, что произошло, я переведу ваши слова, – уселась на предоставленный ей стул Анна, сосредоточившись на клиенте.
– Я не хотел насиловать, – схватился за рубаху Витя, обращая мутные глаза к переводчице. – То есть я вообще не хотел ничего. Я не насильник!
– Расскажите с самого начала, – попросил следователь.
– А что рассказывать? Я и так вижу, что вы верите этой старухе. Что она наплела? – не унимался Витя, у которого на глаза навернулись слёзы.
– Миссис Мани утверждает, что в 7:30 утра вы ворвались в кабинку женского общественного туалета с целью овладеть ею сексуально, – зачитал полицейский из протокола, записанного час назад со слов жертвы уже в другой аудитории, где переводил английский на испанский другой переводчик. – Она сидела на унитазе обнажённая. Вы ударили её, повалили на пол, желая воспользоваться её беззащитностью, но не успели.