Я начинаю жить. Энни Янг
в беседке и читаешь любимый роман, а легкий, теплый ветерок, пронизывая решетчатые стенки, играет с белыми занавесками. А вечерами, когда особенно грустно, есть возможность закрыться от всего мира в дедовском кабинете, перебирать его старые книги, бумаги, или уединиться в своей собственной комнате, записывая мысли в компьютер. В общем, это дом мечты, который я всегда хотела. Обожаю его и ни за что не позволю маме манипулировать мной, заставляя меня его продать. Как только я стала полноправным владельцем этого особняка, и готовы были документы на него, мама пыталась меня вразумить, что продажа дома необходима. Дабы так можно получить кругленькую сумму, которой нам хватит на осуществление ее давней мечты: путешествовать по миру, наконец съездить на море, которое она обожает всем сердцем. Скажу больше, мам, этих денег нам хватило бы на всю оставшуюся жизнь, а не только на море. Но я категорически отказалась этого делать, и тогда она начала работать как проклятая, чтобы всё же наконец добраться до этого чертового моря. Мне так было жаль ее, а совесть поначалу кислотой съедала изнутри. Но что я могла поделать? Этот дом всё, что есть в моей жизни, единственное святое место на всем белом свете, вызывающее радость и спокойствие на душе.
Как он умер? Мне сказали, что была авария. Виноват был отец, так как в его крови был обнаружен алкоголь. Да, согласна, банальная история трагической смерти.
Его я увидела только на похоронах, и то мельком. Но всё же заметила – его явно привели в порядок: все морщины на лице разглажены, затянуты после вскрытия. Он весь желтый. Таким я его и запомнила. И ничего общего с человеком, которого я знала в детстве. Хоть и виделись мы нечасто, но мне казалось, я его знаю. Правда, он перестал со мной общаться, когда мне исполнилось тринадцать лет…
– Привет, ты слышала, у нас новый препод по эконометрике? И лекции будет вести тоже он. – Не успеваю я выйти из туалета, как вижу перед собой радостную Лерку. Она единственная, кто знает о моем утреннем ритуале и частенько поджидает меня возле туалета.
– Нет, я не знала. А что с Виктором Игнатьевичем? Заболел? – спрашиваю.
Мы движемся по коридору и сворачиваем к лестнице.
– Алекс, ты чего? Забыла? Вчера ему исполнился такой возраст, после которого обычные люди уходят куда? На пенсию. Врубаешься?
– Совсем из головы вылетело, – говорю я, поджав губы и слегка задумавшись. – Но ведь это хорошие новости. Теперь над нами никто не будет издеваться и обзывать семиэтажным матом.
– О дааа… можно сказать, нам повезло, что он решил всё-таки свалить на пенсию, а-то, помнишь, говорил, что сначала примет у нас экзамен и только потом уйдет?
– Шутил, наверное, – предполагаю я.
– Обхохочешься, блин. Шутки, знаешь ли, у него так себе. А тогда действительно было страшно. Я бы ему точно не сдала. Да никто бы не сдал, кроме тебя.
– Шутишь? – удивляюсь я. – Да он меня же на дух не переносил.
– Алекс, то, что он тебе ставил всегда на бал ниже, чем ты заслуживаешь, еще не говорит, что он завалил бы тебя на экзамене.
– Так