История российского конституционализма IX–XX веков. Ю. В. Пуздрач
показала тщетность стремления новой династии вернуть все к прежним отношениям, «как при прежних великих государях бывало». Новую жизнь необходимо было строить заново, сочетая старые основы с новыми элементами, которыми и были иностранцы, представители европейской общественности, с их техникой, капиталами и культурой.[622]
Как уже упоминалось, русская история располагает большим материалом для изучения культурных заимствований, однако культурная эволюция верхушки московского населения, которая наблюдалась в течение всего XVII в., была по прошлым меркам беспрецедентной, так как затронула целый ряд сфер жизни государства.
После окончания Смуты и успокоения государства иностранцы вновь потянулись в Россию.[623] Первыми были голландские и английские купцы, которые почти всегда конкурировали друг с другом.[624] В 30-40-е гг. XVII в., после принятия решения о вербовке за границей целых полков из иностранцев и формирования полков иноземного строя, государство просто заполонили иностранцы. Уже к середине XVII в. служивших и торговавших в Москве лютеран и кальвинистов было до тысячи человек.[625] В крупных городах наблюдалась такая же картина. Кроме того, в Москву стекались люди и иных вероисповеданий. Однако это были по большей части православные с Балкан и Востока, скрывавшиеся от турок, а также духовные лица и купцы, стремившиеся провезти свои товары без пошлины и досмотра. Тех, кто прибывал с намерением поселиться, как правило, определяли к книжному делу, редактированию и исправлению книг, обучению молодежи греческому и латинскому языкам. Много было переселенцев из Литвы и Польши, причем москвичи не всегда могли определить веру этих пришельцев, которые долгое время скрывали принадлежность к католицизму, униатству или сектантству. Отсюда и возникало недоверие к «западным русским» и требование о перекрещивании уже крещеных людей. Однако вскоре ученость представителей Киевской духовной школы в вопросах догматики была оценена московскими властями и ученых монахов с Украины стали приглашать без каких-либо ограничений. К середине XVII в в Дудине, монастыре на Оке, собралось до сотни южнорусских и западнорусских монахов, а монастырь слыл как «особый иноземский».
Таким образом, в московском обществе появлялись не только светские, но и духовные пропагандисты идей, сложившихся как на южных и западных границах России, так и в Западной Европе.[626] При этом немаловажным является то, что к идеям, источником которых были православные монахи, прибывшие из-за рубежа, отношение было более терпимым и доверительным, чем к идеям, распространителями которых были европейские купцы, мастера или находящиеся на русской службе военные. Во всяком случае, к середине XVII в. незначительные уклонения от традиций старинного московского быта были повсеместными.[627] Конечно, эти изменения бытового уклада не оставались незамеченными, и охранители старины, как могли, боролись с распространением протестантской литературы,
См.:
Известно, что Михаил Романов уже на пути в Москву из Костромы, где он принял венец, встречался с голландцами, которые добились от царя льгот и преимуществ в торговле (см.: Там же. С. 66).
Правительство отворачивалось от местного торговца и все чаще делало закупки товаров за границей. К середине XVII в. московская торговля почти полностью попала в руки иностранного капитала, который был уже готов захватить добычу и обработку русского сырья.
Интересно, что приглашались на службу представители различных протестантских толков: Москва не хотела иметь у себя католиков, которые, впрочем, все же имелись, однако это были люди, в силу каких-то обстоятельств оставшиеся в Москве во время Смуты (см.: Там же. С. 70).
Там же. С. 71–72.
Там же. С. 81.