История российского конституционализма IX–XX веков. Ю. В. Пуздрач
на одной ступени развития, некорректно.
Речь идет об изменениях сознания европейского человека, которые принесли с собой возрождение; развитии экономики и торговли и появлении экономически независимых от государства слоев населения и самоуправляющихся территорий; реформации, свободомыслии и плюралистических рассуждениях о проблемах бытия, возникновении теоретического и практического либерализма. Соответственно речь идет о консервации сознания русского человека, основанной на всевластии государства, сохранении в своем каноническом виде православия и союзе церкви и государства,[647] наконец, на традиционном уважении русского народа к правилам и обычаям старины. При этом нельзя забывать о том, что Петр получил и «европеизацию» в наследство от предшественников. Пестрое и неоднородное, оно создавалось усилиями двух поколений и «грекофилов» (Епифаний Славинецкий, Евфимий Чудовский), и «латинствующих» (Симеон Полоцкий, Сильвестр Медведев), и людей, которых трудно причислить к той или иной группировке.[648] Таким образом, идейное развитие и противоборство идей, несмотря на жесткий контроль церкви и государства, шло постоянно.[649] И все-таки между Западом и Москвой происходил информационный обмен. Пусть он не был равноценным, западные идеи преобладали, однако идеи российские, хотя и базировались на положениях западных мыслителей, все же существовали и свидетельствовали о том, что сознание русского человека развивалось.
Таким образом, говоря о консервации сознания русского человека, автор считает, что при этом вполне уместно рассуждать о геополитических проблемах взаимодействия между Западом и Востоком; о глубинных сложностях развития правосознания западных европейцев и русских; о намеренной политике Российского государства и церкви блокировать распространение знаний в народной среде.
Известно западное отрицание исторической и культурной ценности всего того, что отлично от исторического и культурного пути западной цивилизации. Началось это неприятие, по-видимому, с Византии, которая представлялась многим исследователям неким «двуглавым чудовищем, именовавшимся светской и духовной властью, которое дразнило и подавляло другие народы и… едва может отдать себе спокойный отчет в том, для чего нужны людям религия и для чего правительство… Отсюда пошли все пороки и жестокости омерзительной византийской истории…»[650]. Объясняется такое отношение очень просто: Византия была единственной соперницей Запада. Россия, став наследницей Византии, приняла на себя устоявшееся на Западе отношение к последней.[651]
Говоря же об особенностях западного типа правосознания, необходимо помнить, что для средневекового европейца, как и римлянина времен античности, непременным и обязательным элементом культуры являлась норма, а смысл жизни состоял во всеобъемлющем порядке: в себе (в собственных мыслях, трезвости и рассудочности поступков) и в государстве (справедливость, разумность и авторитет власти).[652] Как
Надо сказать, что режим отношений России со странами Запада напрямую связан с положением русской православной церкви. Возвышение церкви явилось одной из причин начала изоляционного развития Руси, и, напротив, ослабление значения церкви разрушало эту изоляцию. Отсюда и своеобразие отношений с Европой. Периоды постепенных и, может быть, взаимных заимствований тех или иных элементов культур сменялись интенсификацией односторонних заимствований, которые почему-то названы реформаторскими периодами российской истории. Этот вывод чрезвычайно жестко подтверждает история реформаторской деятельности Ивана IV, когда политика окружавших царя церковников не исключала сближения с Европой, и Петра I, который просто устранил церковь от власти.
См.:
Дух римского права, пронизывающий византийские кодексы, оказал воздействие на читающее общество России. Именно из римской юридической сокровищницы взяты идеи естественного для человека права, которые выражают многие известные русские публицисты XVI в. (см.:
Представления о равноценности различных культур и цивилизаций возникают вначале в России в XIX в. в работах Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева и только в XX в. на Западе, в работах Шпенглера и Тойнби.
Именно эта идея всеобъемлющего порядка (тотального нормирования) привела к современному тотальному государству, которое, кстати сказать, по своей форме может быть вполне демократическим. Таким образом, общество нормативно ограничивается в своем развитии и, несмотря на все современные постулаты демократии, остается по отношению к государству на своем обычном, вернее сказать, привычном месте. И хотя нормативно утверждены принципы естественного права и общественного договора, провозглашается социальный характер государства и его служебная роль по отношению к человеку, государство с помощью демократически утвержденных норм, по существу, секуляризует общество, освобождая его членов от индивидуального осознания собственной значимости. В результате мы имеем общество, нормативно ограниченное в инициативе разнообразными режимами управления, и государство, которое, будучи инструментом власти, все больше и больше напоминает демократически устроенное полицейское учреждение. Иначе говоря, целью политики становится устройство не государства, а общества, в смысле обеспечения безопасности власти.