Цифрономикон (сборник). Андрей Дашков
с балкона и отложил в сторону. Мост молча смотрел на меня. В его взгляде я не почувствовал ни обиды, ни укора, хотя антресольное забытье продолжалось больше пяти лет.
Когда-то отец приволок домой целый пук тонких двухметровых реек. Лиственница, сказал он. Лучше не бывает. Душистый запах древесины расползся по дому и остался там навсегда. Смотри, сказал отец, разворачивая перед собой рулон кальки. Я привстал на цыпочки и взялся за край стола, чтобы хоть что-то рассмотреть. Мне было… Четыре? Три? Два-один-ноль? Очень, очень давно.
Это Мост, сказал отец. Гораздо позже я узнал, что у мостов бывают имена, но этот не нуждался в имени, оно уже прозвучало: Мост. Отец выменял чертежи и рейки за пустую пластиковую канистру у кого-то из соседей. Когда-то неподалеку жили пленные немцы, непонятно объяснил отец. Среди них были разные люди. Кое-кто талантливый. Видишь, какие линии? Какие аккуратные буквы?
Потом я понемногу рос. Это заняло много времени. И вместе со мной постепенно рос Мост. Всё мое детство умещалось в желтый круг света от настольной лампы, масляные отблески в толстых линзах, скрывающих глаза отца. Хрустящий лист кальки по углам прижимался книжками, пассатижами, очешником, банкой соленых огурцов. Рейки из волшебного дерева лиственницы поддавались ножу только в умелой руке. Мне доверялось ошкурить торцы деталей нулевкой.
Сначала отец собрал две массивные квадратные опоры. На них поднялись мрачноватые башни – и я представлял, как где-то в Саксонии или Баварии из таких башен выходят молчаливые солдаты и идут на восток. Им предстоит стрелять и убивать, и рваться вперед, а потом, дрожа, выходить в февральскую вьюгу с поднятыми руками, и продолжать путь на восток, но уже в вагонах с зарешеченными окнами. И привыкать к морозу, какого они и не знали в своих воинственных башнях…
Через воображаемую реку перекинулись первые слеги. Им предстояло обрасти «мясом» – снастью, крепежом, вантами. А потом у нас кончились рейки. Отец к тому времени видел уже совсем неважно, а меня больше интересовали околоинститутские дела. Пару раз мы пробовали выстругивать и выпиливать недостающие брусочки вручную. Много опилок и отсутствие удовлетворительного результата. Криво, косо, не то и не так.
Проблему с материалом я решил – с первой премии в «Алге». Но к тому времени отцу уже было не до Моста, а потом я долго боялся браться за дело, потому что раньше мне позволялось только шкурить торцы и изредка обрабатывать пазы напильником. Я не был уверен, что справлюсь.
Теперь Мост смотрел на меня провалами незакрытых пролетов, тянулся растопыренными спицами вантовых конструкций. Разберемся, подумал я, раскручивая скукожившиеся в тубусе чертежи. Мимо прошел Максимус. Задержался на минутку из вежливости, заглянул в башенные окошки, потрогал незакрепленную балку. Сказал, что круто, и скрылся в своей комнате за компьютером. Круто.
Как-то исподволь рутинатор занял