Мое счастливое детство. Марк Казарновский
если бы ее не закрыли, не быть бы тебе замнаркома финансов, дурья твоя голова».
«Ну и ладно. Наследовал бы подвал от папы. А то сидишь теперь и не знаешь, когда и куда тебя вышибут».
Старый большевик Зелик как в воду глядел. Поселок большевиков неожиданно в одночасье обезлюдел. В живых осталось очень мало. Да и они, живые, были так перепуганы, что молчали до своей естественной, к их счастью, кончины.
Все это отвлечение я написал, чтобы вы видели – разный контингент проживал в дачном поселке Мамонтовка.
А пока я оттаивал окошко и смотрел на калитку. Уже знал, сегодня суббота. Скоро будет ужин. Но он не начнется, пока не приедет папа.
Ну, наконец-то. Мелькнули за штакетником фары «эмки». Вышел папа. О чем-то они говорили с дядей Сережей. Затем закурили. Мороз был. Снег хрустел под сапогами. Птицы и собаки – все попрятались кто куда. Снегири с красными грудками, как у конногвардейцев когда-то, полностью распушили на брюшках перья и прикрыли ими лапки. Так – теплее.
А вот и папа! Ритуал был разработан давно и не нарушался. Отец подхватывал меня, подбрасывал, ловил.
Пахло от папы упоительно. Табаком, кожей от ремней, немного – сапогами и шинелью. Запах требовал от меня – расти быстрей и становись таким же, как папа. Большим, в шинели и весь в ремнях.
Затем начиналась суета. Поля, мама, бабушка – все ходили взад-вперед, что-то носили, подавали, уносили. Наступал ужин.
Мне, впрочем, ужин был не очень важен. Я знал – после ужина – сон. И не волновался. Вечер принадлежит папе и маме. Недаром мама с субботнего утра всегда делала на голове какие-то закрутки и поливалась «Красной Москвой». На даче в это время пахло волнующе.
А вот утро и день воскресный были мои. Как только разносился по даче дымок «Беломора», я безбоязненно бежал в папин кабинет.
Папа сидел уже за столом и разбирал какие-то бумаги. Это называлось – папа работает, и в это время я сидел, не мешал. Правда, садился так, чтобы можно было дотронуться до кобуры. В которой находился такой заветный. Такой тяжелый. С потертой рукояткой. Под названием – «наган».
Далее папа начинал работать со мной. Показывал карту – нужно было пройти из деревеньки Мокшино в деревню Синие Бугры. Это было не так легко, так как я то терял тропку, то попадал в болото, то не находил брод у ручья. Папа выговаривал:
«Пойми, сын, за тобой люди. Ты же командир. Ведешь секретно полк. Приказ тебе какой? Правильно, незаметно выдвинуться в деревню Синие Бугры и ходом, утром, в четыре часа, захватить ее».
При этом папа загорался, входил в роль и громко кричал:
«А ты технику, пушки, машины и, главное (он усмехался), полевую кухню утопил в болотах. Или они завязли при форсировании речушки. Как ее название? Так, Светлая Грязь. Вот полк и не выполнил задание. А кто виноват? Правильно, ты, командир полка».
Затем, после перерыва, наступала игра легкая. Заводной танк должен преодолеть массу препятствий и войти в тыл врагу.
Я иногда спрашивал, а кто враг-то? Белые опять? Нет, отвечал папа,