Четырехугольник. Леонид Подольский
живчик, он привозил к Леночке сына. Приехал с шиком, на «Волге», иномарок в Союзе в то время не было и в помине. Зато Погоржельский входил в моду и процветал. Как раз начинались кооперативы, и он у богатых кооператоров шел на ура. И – рассказывала Леночка – у комсомольцев тоже. Комсомол чуть ли не в один день превратился в бизнес-клуб, комсомольские боссы занимались обналичкой, и богатенькие буратино спешили приобщиться к искусству. А главное, увековечить себя.
Подробно разглядеть Погоржельского Владимир, можно сказать, имел честь только на автопортрете, как и прочие его картины: цветы, натюрморты, Леночка нагишом, она же под прозрачной тканью вроде махи – Леночка была упоительна и призывна, sex appeal, с ума можно было сойти. Он и сходил, молодой был, падкий на женские прелести. И Леночка встречно, она знала свои… неотразимые достоинства, что ли, мужчины летели на нее, как мухи на мед…
Зато сынок, чтоб жизнь не совсем казалась медом, очень трудный оказался ребенок. Лет семи, маленький ростом и нервный – в отца, настоящий звереныш. Хотя понять можно: отец с матерью как кошка с собакой. Владимир в их отношения не вникал – зачем ему? Однако Погоржельского недолюбливал. Если портрет – зеркало, то Погоржельский явно был похож на таракана с усищами. К тому же сноб. Это со слов Леночки. И чуть ли не сексуальный маньяк. Он постоянно менял натурщиц и ни одну не пропускал. Однако запомнил Владимир не его, а Погоржельского-младшего. Как-то они шли с Леночкой, он сейчас не помнил куда, но вроде бы по Арбату, было темно и грязно – самая разруха и очереди, конец восьмидесятых, – продукты с каждым днем исчезали, люди вспоминали про карточки и шептались о гражданской войне. Так вот, этот Миша, да, тоже Миша, только маленький (большой еще сидел в своем Свердловске), – пристроился сзади и лупил Левина по ногам. Подкрадется – и ударит, подкрадется – и снова, так что Левин не на шутку разозлился. Леночку Миша-маленький не слушался, и Левин не знал, что делать с этим поганцем.
Между тем шли, кажется, в кондитерский. Леночка обещала познакомить Левина с заведующей. В тот раз, или в другой, много лет прошло, не вспомнить, но вошли они с черного входа. С переднего было не протолкнуться. На полках – шаром покати, один-два вида дешевых конфет; кругом разгоряченные, потные лица, и очередь с улицы. Леночка заведующей что-то доставала, какие-то тряпки. В других магазинах и того не было, а тут все-таки: Арбат. Иностранцы покупали матрешек и зимние шапки, и еще из-под полы – ордена. С тех самых пор Владимир и запомнил: звереныш ревновал жутко. Особенно отчего-то именно к нему, Левину.
У Погоржельского Леночка вначале служила натурщицей. До него у кого-то еще, Левин давно забыл фамилию. Леночка что-то рассказывала – тот тоже был известный, из МОСХа, но приторговывал за валюту. Познакомились прямо на улице, первый был красавец-мужчина, но Погоржельский ее выкупил.
– Он на меня накинулся как одержимый, – делилась Леночка. – Он меня и душил, и облизывал, и заставлял делать ему больно. Настоящий художник, с фантазией…