Ледобой. Азамат Козаев
Здоров ли, Стюжень? Больно бледен.
– А с чего румяным быть? До сих пор в ушах звенит. Только что поднялся.
– Ты кто таков, что ворожишь без спросу и с людьми не чинишься?
Князь вроде и словом не обидел, а все равно будто кулаком от души приложился.
– Кто я таков, про то сам знаю, да тебе не скажу, – буркнул Безрод, глядя исподлобья. Невзлюбил князь – и ладно. Не больно-то нужно.
Князь мгновенно сузил глаза, в них недобро заблистали гневные огни.
– В яму захотел? Не можешь язык укротить – сядешь в яму! Не с кем-нибудь говоришь – с князем! Спрашиваю – отвечай!
– Чего не сажал, того не жни, чего не давал, назад не проси. – Сивый мрачно выглядывал из-под бровей, сведенных в нить.
Стюжень все так же висел на плече Безрода, покряхтывал. Шумело в голове. Князя от злобы аж перекосило. Так стиснул поручень скамьи, что едва в щепы не смял затейливую резьбу. Держала Безрода на этом свете сущая малость – спасенная только что жизнь молодого соловея.
– Уговаривать не стану. Больно дерзок. Захочу узнать – мигом язык развяжу. Еще не вяжут языки теми узлами, что развязать нельзя.
– Крови жаждешь? – еле слышно прошелестел Безрод. Стюженевы пальцы на плече сжались, едва кости не смололи. – Скоро вдоволь напьешься.
– Что? – зашипел князь.
– Враг на пороге, – процедил Безрод. – Рот не перепачкай!
– С кем говоришь, безрод!
Ишь ты. Обидеть решил, безродом назвал. Смех один.
– Мне клыки не показывай. Ты – им князь. – Безрод кивнул в сторону воевод и дружинных. – А по мне – так просто боярин. И не всякому боярину голову склоню.
Князь аж зубами заскрипел, от злости побелел, а вои, дай им волю, изрубили бы дерзкого в ошметки. Но князь есть князь – взвился на ноги, вскинул голову и, не глядя на Безрода, процедил сквозь зубы:
– П-п-падалью смердит! Отворите окна!
Из палаты, вслед за князем, вышли все. Остались только Стюжень и Безрод. Старик не мог уйти сам.
– Присел бы. – Сивый подвел старого ворожца к скамье.
– Смел ты, парень, да так, что не пойму, смел или просто дерзок. Вроде и любить тебя не за что, а все равно благодарю. А еще за ворожбой ущучу – прибью насмерть. Падешь наземь, больше не поднимешься. Всякому кулику свое болото. Маши мечом, а в дела ворожские носа не кажи!
– А почем знаешь, что не ворожец я? Может, зря ругаешься.
– Зря не бьют бобря. Я воителя с закрытыми глазами распознаю. А что пояса на тебе нет, так мне это не помеха. Иди. А будешь ворожить – прибью.
Безрод вышел, а Стюжень еще долго смотрел сивому вослед. Странный парень. Ему ведомо слово, ему покорился дух меча, ему помогли боги, но ведь не было в округе ворожца такой силы! Не было! Уж он, старый Стюжень, знал бы.
Безрод вышел за ворота, в зарослях бузины подобрал меч, скатку, добрел до корчмы, по стеночке доковылял до каморки – да и рухнул на пол замертво.
Утром встал тяжело, а встав, зашатался. Словно полсебя отдал вчерашнему найденцу. Еле-еле пахнет рассветом. Солнце ворочается лениво, да вставать