У обелиска (сборник). Ник Перумов
тугим с лета, не смогу, почувствовала прикосновение.
– Не надо, – сказал Дмитрий Иванович.
– Я сейчас…
– Меня не спасти. Я врач – я знаю.
– Нет.
– Не спорь со старшими. Лекарства целы?
Я оглянулась – мои санки лежали на боку, но коробки, крепко перехваченные веревками, не рассыпались. Его же санки стояли как ни в чем не бывало.
– Целы.
– Вези их.
– Дмитрий Иванович…
– Вези, они нужны людям.
– Сейчас… Только я… Эта косынка… Галя говорила, она может помочь…
Он поднял руку и коснулся моего локтя. И я замерла.
– Не надо, – попросил он. – Ты обещала. Обещала не снимать ее. Не нарушай обещаний.
Я покачала головой.
– В этом нет никакой магии, – стала я объяснять. – Понимаете? Он попросил меня не снимать ее, чтобы защитить меня. Только меня. Я думала сначала, что это может спасти его. Но это не так. Ему это никак не поможет. А я…
– Ты не права, – тихо перебил меня Дмитрий Иванович.
– Почему? – удивилась я.
– Ему нужно знать, что ты жива. Понимаешь? Чтобы самому жить. Чтобы сражаться. Чтобы находить в себе силы день за днем делать то, что должно. Я знаю, поверь – я был на многих войнах, и в Первую мировую… и в гражданскую. Потом…
– Дмитрий Иванович, давайте я вас отвезу в больницу, и потом вы мне расскажете, где еще воевали!
– Погоди. Дослушай, мне немного осталось… сказать. И дожить…
Он часто, неглубоко и хрипло дышал, и я попыталась его остановить, сказать, что ему нужно поберечь силы, но он жестом попросил меня замолчать и продолжил – торопливо, сбивчиво, глотая окончания, чего с ним никогда прежде не бывало. Словно боялся не успеть.
– Я раньше тоже не понимал, почему другие бойцы дерутся так яростно и так хотят вернуться к тем, кто остался дома их ждать. Мне в юности тоже казалось, что это не главное. Если есть такая цель, как сражаться за общую свободу, за революцию… А потом у меня у самого появилась семья. Жена… Двое мальчишек… Она не хотела уезжать отсюда. От меня. Но в августе стало ясно, что тут будет туго. Я уговорил ее уехать. Мне хотелось, чтобы у нее и у детей все было хорошо. Мне было бы спокойнее работать, зная, что они в безопасности… Я уговорил… И они уехали. Их поезд попал под бомбежку. И я понял, что больше не жду победы. Ничего не жду. Потому что мне нечего больше ждать. Не снимай косынку, Таня. Пусть ему повезет больше, чем мне.
Я зажмурилась и яростно вытерла слезы, застывающие на ресницах инеем. Я не знала, что сказать в ответ.
«Он прав, – твердил тихий голос внутри меня. – Именно для этого Игорь оставил тебе этот оберег».
Но сидеть и смотреть, как умирает хороший человек, пусть даже и не видящий больше смысла жить?
Я снова стала пытаться развязать узел, негнущиеся от холода и дрожащие от напряжения пальцы не слушались. А когда узелок