Штурм России. Максим Забелин
шок. Несмотря на то, что папа не разделял ее увлечение коммунизмом, он все-таки оставался для нее единственной поддержкой и опорой. Лишившись ее, она замкнулась в себе и даже перестала появляться на собраниях и митингах, которые без нее протекали вяло и нерешительно, а вскоре и вовсе прекратились, навсегда отойдя в историю. Она продолжала работать секретарем в полицейском архиве, и все реже появлялась дома. Ребенок рос очень самостоятельным и практически не требовал опеки, дома ей почти было нечего делать – муж пахал за десятерых. Однако вскоре он, осознав, что больше пьяный тесть не будет с ним играть в бутылочку и заставлять бегать за пивом, стал частенько подавать голос, и постепенно взял бразды правления семьей в свои руки. К его чести нужно сказать, что мстить Ирме он не собирался. Может, над ним довлела идея всепрощения, а может, как человек мирный и тихий, он просто не любил скандалов. Одним словом, старший Пюйкенненн старался с ней общаться мало, и все свое внимание сосредоточил на сыне, справедливо полагая, что если за него возьмется жена, то мир получит второго Ильича Рамиреса. Он все чаще брал Гёйсе с собой на собрания, где сын впитывал в себя рассказы прихожан о двух подряд трефовых парах во вчерашнем преферансе или о чудесном избавлении от газов естественным путем. Все эти проявления Бога на Земле настолько поражали детское воображение, что, став постарше, он не мечтал о доле иной, кроме удивительной судьбы проповедника.
Ирма сначала яростно сопротивлялась, устраивая даже истерики с битьем посуды, однако события, потрясшие мир накануне 17-летия Гёйсе, совершенно ее подкосили. Распался Советский Союз и все надежды матери на то, что Финляндия станет шестнадцатой сестрой в дружной семье его республик, пошли прахом.
В один прекрасный вечер она зашла в комнату Гёйсе и долго с ним разговаривала, пытаясь в очередной раз заронить в его сердце любовь в дяде Карлу и дяде Фридриху. Однако Гёйсе, занятый библейской историей про человека, блестяще поправившего свои финансовые дела путем выдачи властям бродячего шамана, слушал очень невнимательно, поэтому мама грустно улыбнулась и ушла.
А на следующий день на кухонном столе Тимму и Гёйсе обнаружили записку, которую она адресовала своему мужу: «Прощай, идеологическое ничтожество!», и с тех пор ее никто не видел. Единственное, что доподлинно известно, накануне она купила туристический тур на двоих: «Пхеньян – город контрастов» и так и не вернулась обратно. К слову, в тот же день пропал учитель физкультуры. Однако два этих события не решились связывать воедино даже самые отъявленные сплетницы, посчитав это простым совпадением.
–
А Пхеньян есть Корея, – грустным тоном завершил свой рассказ Гёйсе, – Pohjois
(Северная /фин./).
Густав вдруг отчетливо представил себе крепкую светловолосую женщину в каске, униформе, с нанесенными на лицо черными разводами. В тусклом свете зеленой ракеты решительно блестят ее глаза. На 58-й параллели она с «калашниковым» в руках