Шура. Париж 1924 – 1926. Нермин Безмен
слабый звук, доносившийся из постели.
– Ма-а-а-а-а-ма, п-а-а-а-а-па! – бредила, рыдая во сне, маленькая девочка.
Женщина тут же бросила вещи на пол и побежала к внучке.
– Тихо, Катюша, тихо! – Она села рядом и погладила девочку по голове. – Бабушка рядом, я здесь.
Катя открыла глаза, но не успокоилась. Ей все еще было грустно и страшно. Екатерина Николаевна наклонилась к ней и приобняла внучку, заботливо поглаживая ее по спине.
– Скоро, моя дорогая, скоро мы увидимся с мамой и папой… Скоро мы снова станем большой счастливой семьей… – прошептала она ей на ухо.
Екатерина Николаевна украдкой обвела взглядом стены, потолок, двери. Казалось, будто она искала кого-то, кто наблюдал за ними, подслушивал. Катя успокоилась и снова погрузилась в глубокий сон. Екатерина Николаевна знала, что ее внучка еще не раз увидит кошмары и проснется в слезах посреди ночи, – она не могла исцелить тоску девочки по матери и отцу, так же как не могла исцелить собственную тоску по детям. С грустью она погладила Катю по волосам и подоткнула ее одеяло. Она хотела встать и выйти из комнаты, но что-то словно удерживало ее. Женщина продолжала смотреть на внучку – на невинном лице восьмилетней девочки отчетливо проступали следы боли, ведомой разве что взрослому человеку. Екатерина Николаевна подумала о своих детях в том же возрасте… Они теперь далеко от нее, все до единого… Паня, Коля, Вова, Тина, Шура… Только Нина осталась рядом. А ведь они все родились в безопасном мире и любящей семье, и у каждого из них было счастливое детство. Раньше всего этой идиллии лишилась младшая, Шурочка. Когда ужас и жестокость достигли порога их дома, все дети от первого брака уже повзрослели, а когда им пришлось покинуть родные места, Пане исполнилось тридцать четыре, Коле – двадцать девять, а Вове – двадцать пять. Шура сбежала от коммунистической угрозы в семнадцать, Тина – ближе к двадцати. Но для матери, сколько бы лет им ни было, они все еще оставались детьми. Даже когда сыновья и дочери выросли, для нее они оставались маленькими, держались за руки, сидели у нее на коленях и пели песни. Да, возможно, любая мать относится к своим детям точно так же, однако для Екатерины Николаевны дети, независимо от возраста и внешнего вида, всегда застыли там, в далеком счастливом времени, когда никто из них не знал ни горести, ни бед. Если мечты о скорой встрече так и останутся мечтами, то каждый из них останется в ее памяти в том облике, в каком они расстались. А если однажды у нее появится шанс встретиться с ними, то она не знала, к кому из детей отправилась бы сначала. Екатерина Николаевна понимала, что из коммунистической России, отгородившейся от остального мира, уже невозможно выбраться, но она цеплялась за мечты, чтобы жить, чтобы терпеть все невзгоды и поддерживать Нину и Катю. Увы, но даже мечтами она не могла насладиться в полной мере. Сумей она выехать за границу, к кому из детей поехала бы в первую очередь? Паня жил в Германии, с семьей жены. Когда его брату Николаю и его супруге пришлось бежать из Кисловодска в очень непростых,