Закон военного счастья. Николай Басов
на каменном столбе», – сказал Ким, усаживаясь рядом с Ростиком и подсовывая ему миску с какой-то отвратительной массой, состоящей, кажется, из сладкой каши, прогорклого масла, жесткой вяленой рыбы и неизменных корешков, которую приготовил им на обед Винторук, возведенный на эти несколько дней в ранг повара.
Рост покосился на свой обед, отдающий запахом несвежих портянок, и вздохнул.
– Может, стоит объяснить Винту, чтобы он не так серьезно относился к стряпне?
– Если привыкнуть, то в этой стряпне действительно все очень полезное и нужное организму, – ответил Ким, который, как Эдик Сурданян, иногда нарушал все мыслимые нормы русского языка. Что было тем более заметно при его любви поправлять других.
– А если не привыкнуть, то это месиво – ужасная отрава. Не говоря уж о вкусе.
Ким забрал бинокль Ростика и принялся изучать окрестности, хотя каждый камень осматривал, наверное, тысячу раз.
Дежурства они разбили очень просто. Рост менялся с Кимом в течение дня. А Винторук, который тоже немного маялся бездельем, должен был следить за пернатыми по ночам. Для этой цели он тоже просил бинокль, но как подозревал Ростик, скорее спал на своих дежурствах, чем действительно приглядывал за бегимлеси. Волосатому это совершенно ничем не грозило, потому что поймать его на нарушении приказа Ростик не мог – Винт всегда просыпался раньше, чем Росту удавалось к нему подкрасться. Да еще он, наверное, потешался, глядя в темноте своими огромными глазищами, как этот человечек, полуслепой и на три четверти глухой – с точки зрения бакумуров – пытается застукать его спящим на посту.
– Может, тебя подменить? – спросил Ким. – Ты это к тому, что ничего не происходит? Нет, не надо. Я еще не устал.
– А я и не заметил, что у них на соляных заливах забастовка.
Соляными заливами назывались три или четыре неглубокие ямки на самом берегу моря, куда пернатые пускали воду, потом перегораживали их и ждали, пока сделает свое дело Солнце, чтобы аккуратно собрать совочками полученную соль. Причем этим, как правило, занимались девушки, как их пренебрежительно величал Ким, – «курицы». Перед заключительной стадией сборов они танцевали и так пронзительно пели, что даже на скале, отстоящей от заливчиков километра на четыре, были слышны особенно удачные вскрики и трели.
Пернатые вообще здорово любили повеселиться и потанцевать. Особенно радовало кружение в хороводе нескольких сот пернатиков, когда каждый удерживал руками плечи соседа, как на Земле танцуют шотландцы, гуцулы и некоторые кавказцы.
– Это не забастовка, просто они очень много соли собрали за последнюю неделю, вот и решили передохнуть. Все равно больше, чем им нужно.
– И зачем им соль? Они ее почти не едят. Я обращал внимание – очень редко.
– Пока не знаю. Кстати, как ты выяснял, что их хозяйки готовят?
– Я не за отдельными хозяйками следил, а только за поваром на больших сборищах. Но там – не захочешь, а увидишь.
Тоже верно. Пернатые больше всего на свете любили обряд, который Рост назвал свадьбой. Это происходило при большом скоплении народа, причем