Час волка. Андрей Дышев
молчал. Мне хотелось выговориться. Мне очень не хватало друга.
– Видишь ли, к заведующей недавно подходил какой-то мужичок из Прибалтики, мной интересовался. Ну, Лебединская из добрых побуждений дала ему от ворот поворот. А я сейчас подумал, раз Кучер за сто баксов кому хочешь даст адреса местных коллекционеров, то зачем от этого эстонца прятаться. Правда?
– А ты коллекционер?
– Да как тебе сказать?.. Когда в школе учился, то выменял у друга за жвачку два полтинника пятьдесят третьего года.
– Какая интересная у тебя была школьная жизнь! – заметила Инга. – И в самодеятельном театре ты участвовал, и монеты менял.
– Это что! Вот познакомимся ближе, я тебе еще и не такое расскажу.
– А что ты сейчас хотел от этой Лебединской?
– Во-первых, чтобы подробно обрисовала мне этого эстонца – вдруг случайно встречу его на пляже или на рынке. А во-вторых, надо предупредить ее, чтобы смело дала мой адрес, если он снова к ней придет. Познакомлюсь, поговорю, узнаю, что ему от меня надо. Но Лебединская ушла в пирожковую. Она всегда ровно в два идет к кинотеатру за пирожками… Мороженного хочешь?
– Послушай, ты уже десятый раз спрашиваешь!
– Разве? А я и не заметил… Ну, раз не хочешь мороженного, поехали ко мне, покажу свою гостиницу. Кажется, в холодильнике пара бутылок шампанского валяется.
Я развернул машину, посигналил Валерке, начальнику спасательной станции – тот чуть авоську с бутылками не выронил, когда увидел меня на такой экзотической машине.
Инга опустила руку мне на плечо.
– Знаешь что, тиче? Не будем форсировать события. У меня сейчас нет времени ехать к тебе.
– Что значит – нет времени? Еще не прошел первый академический час!
– Уже прошел второй астрономический. Отвези меня, пожалуйста, на набережную, к "Прибою", где чешское пиво.
– Ты хочешь пива?
– Нет. Просто меня там давно ждут.
– Кто ждет?
– Да уймись ты! – прикрикнула Инга. – Столько вопросов! Я вовсе не обязана обо всем тебе рассказывать!
– Это тебе только так кажется! – отмахнулся я. – Учитель для тебя ближе мамы. Заруби это у себя на носу!
Я не стал давать кругаля и поехал на набережную через военный санаторий. В одном месте, правда, пришлось скакать по ступенькам, и Инга несильно ударилась темечком о потолок кабины.
– Господи, за какие грехи ты свел меня с этим человеком? – взмолилась Инга, потирая ушибленную голову.
Я выкатился к причалу, аккуратно объезжая обнаглевших курортников, которые млели на асфальте, как гамбургские сосиски на гриле.
– Останови! – сказала Инга. – Вон они! Подъезжать не надо. Лучше, чтобы нас не видели вместе.
Метрах в пятидесяти от нас пристроились на парапете с пивными кружками трое мужчин. Одного из них, с большим кофром, с проплешиной, но бородатого, в шортах, из которых торчали тонкие и волосатые ноги, я сразу окрестил Художником. Как в воду глядел.
– Это наш художник Эдик, – пояснила Инга. – Они ходили на выбор натуры.
– А