Закон волка. Андрей Дышев
костюме и туфлях? – переспросил мужик и усмехнулся. – Нет, браток, женщин в туфлях я тут никогда не видел. Здесь, в основном, в купальниках ходят.
– Иногда и без купальников, – добавил другой, кидая карту.
– А вот со стороны мыса, как и ты, дед пришел. Минут пятнадцать спустя, как яхта отвалила. Прикурил у меня трубку с таким, знаешь, мундштуком, как крючок у вешалки, и пошел в поселок.
– Дед?! – невольно воскликнул я. – В тельняшке и военных брюках?
– В тельняшке, да, – кивнул мужик. – А вот брюк не помню.
– Седой, с боцманской бородкой? Внешность такая колоритная, как у старого пирата?
– Что-то вроде того.
– Это Караев, – вслух подумал я. – Капитан той яхты.
– Как же яхта могла без капитана уйти? – с сомнением спросил мужик.
Я не ответил и, не попрощавшись, думая над тем, что услышал, побрел в поселок, на автостанцию. Выходит, Караев не плавал на Дикий остров. Яхтой управлял кто-то другой. Но не сама же Милосердова вела "Ассоль"?
Я представил себе женщину в строгом деловом костюме, туфлях-шпильках, стоящую в рулевой рубке и вращающую из стороны в сторону штурвал.
– Бред! – сказал я сам себе и сплюнул под ноги.
9
Я хотел пойти с судакского автовокзала пешком и по пути заглянуть на рынок, но на повороте меня обогнал желтый милицейский "Уазик", резко затормозил, подняв облако пыли. Я уже был готов увидеть выскакивающих из пылевого облака омоновцев в масках и бронежилетах, но все ограничилось лишь физиономией Кныша, выглянувшей из открывшейся двери.
– Подвезти? – спросил он.
– Дурной знак, – ответил я, нехотя подходя к машине.
– Сегодня пока предлагаю, – со свойственным ему черным юмором сказал Кныш, – а завтра, быть может, силой посажу.
Я без особого энтузиазма влез в машину. Володя сидел за рулем, больше никого в "уазике" не было.
– Как идет следствие? – спросил я, когда мы тронулись и понеслись по центральной улице вниз.
– Неважно, – ответил Кныш и поморщился, словно проглотил горькую пилюлю. – Допрашивали работников этой шарашкиной конторы – все только плечами пожимают. Никто не знает, где Милосердова хранила деньги вкладчиков. Такое ощущение, что она их сожрала перед смертью!
Кныш нервничал и делал слишком резкие движения, отчего машина юлила по дороге, как горнолыжник на трассе слалома. Чтобы не припечататься носом к лобовому стеклу, мне приходилось крепко держаться за сидение обеими руками.
– Видишь, что творится? – кивнул он на перекресток и притормозил.
Толпа людей заполнила тротуар и проезжую часть улицы. Машины, осторожно протискивающиеся сквозь заслон митингующих, протяжно сигналили. Стволы деревьев и угол близлежащего дома были обклеены плакатами с грозными надписями, ругательствами и восклицательными знаками. Несколько немолодых женщин, увидев милицейскую машину, кинулись прямо под колеса. Кныш выругался, остановил машину и приоткрыл дверку:
– Это кто там в изоляторе отдохнуть хочет? – рявкнул он.
– Верните