Легионер. Книга вторая. Вячеслав Каликинский
а каторжников согнали на огороженную канатами площадку. Здесь арестанты из двух поездов смешались и в ожидании начала погрузки коротали время кто как мог.
Докричавшись-таки Жилякова, Ландсберг усадил того поудобнее и уже хотел было устроиться рядом, как вдруг из серой толпы каторжан вынырнули, бесцеремонно распихивая локтями встречных и поперечных, трое явных иванов. Сапоги с голенищами в гармошку, подвернутые за пояс полы халатов и расшитые воротники косовороток не оставляли сомнений в высоком тюремном ранге троицы.
Котомки всех троих тащил впереди них голый по пояс мужичонка. Он искательно заглядывал в лица своих «господ» и с наглым пренебрежением поглядывал по сторонам, явно чинясь своим статусом приближенного к сильненьким.
Группа явно облюбовала ту же самую тумбу и направлялась к ней. Глот с котомками, вырвавшись вперед иванов, подбежал к Ландсбергу и Жилякову первым.
– А ну, шпана несчастная, брысь отседова! – закричал глот, бросая увесистые мешки прямо на ноги Жилякова. И повернулся к Ландсбергу. – А ты, жердяй, чего тута…
Закончить он не успел: Ландсберг легко развернул гонца, ухватил его за пояс штанов и резко повернул сжатый кулак. Ветхая материя тут же лопнула. А Ландсберг сдернул глотовы штаны до колен, легонько пихнул того в спину – да так, что тот, запутавшись, шлепнулся на четвереньки в малопотребном виде. Вся пристань, включая конвоиров, грохнула смехом. Смеялись все, кроме иванов. В лице глота, по тюремным обычаям, оскорбление было нанесено и его хозяевам.
Однако иваны не спешили покарать «неразумного» – уж больно тот оказался дерзок. Дерзость же в тюрьме – верный признак силы. И хотя на ивана высокий арестант в аккуратной куртке польского образца и почему-то с бамбуковой тросточкой в руке был не похож – но кто их, южан, знает?
– Место занято, господа! – вежливо повернулся к иванам Ландсберг и легко швырнул в их сторону все три котомки.
– Кто таков? – процедил один из иванов, обращаясь больше не к Ландсбергу, а к толпе вокруг.
– Барин! Это же Барин! – послышались возгласы.
Про Барина иваны явно слыхали. Поэтому когда их прислужник-глот, поддерживая обеими руками разорванные штаны, сунулся к ним с намерением пожаловаться, то получил лишь оплеуху за то, что поставил иванов в неудобное положение.
– Барин, говоришь? Слыхали, как же. В личность не знали.
– Извини, паря, за нашего придурка…
– Ничего, господа, ничего! Будем считать это недоразумением! – так же вежливо ответил Ландсберг и повернулся к иванам спиной.
Те помедлили: тюремный неписанный «кодекс» обязывал интересоваться именами новых знакомцев, поговорить с ними «за жизнь»… Но раз не стал человек знакомиться – Бог с ним. С Барином лучше не связываться, – такой слушок побыстрее телеграфных депеш уже успел обойти многие российские централы и пересылки. Барин по крови как посуху ходит, передавали. Сел за убийство двух вольных «жмуриков» и потом, в тюрьмах нескольких