Литературная черта оседлости. От Гоголя до Бабеля. Амелия М. Глейзер
В. Гиппиус пишет об успехе, который имели антология Максимовича и другие украинские публикации в русской литературной среде, в своей биографии Гоголя [Гиппиус 1994: 27; Максимович 1962].
36
Подробно об образе Мазепы в литературе XIX века см. у Бабински [Babinsky 1974].
37
В. В. Гиппиус пишет, что на украинский фольклор опирались в своем творчестве и другие писатели и композиторы, например Полевой и Маркевич [Mersereau 1979: 210; Гиппиус 1994; Полевой 1997; Маркевич 1831]. См. также дискуссию об украинских народных песнях у Дэвида Сондерса [Saunders 1985: 160–165].
38
См. [Гиппиус 1994: 29].
39
Как пишет Джеффри Брукс, по мере того как в XIX веке в России росла роль светской культуры, «литературным маркером русскости наряду с религией и верностью царю становилась гордость за величие и размеры русской империи» [Brooks 2003: 241].
40
Об этих словах Белинского писал, в частности, Юрий Луцкий. Мирослав Шкандрий анализировал отношение Белинского к Украине с позиций постколониализма [Luckyj 1971: 53; Shkandrij 2001: 116–125].
41
Используя термин «угнетенный», я ссылаюсь на Гаятри Чакраворти Спивак и ее анализ высказывания Маркса о том, что крестьяне «не могут представлять себя, их должны представлять другие» [Spivak 1988: 276–277].
42
Подробнее об этом говорится в третьей главе данной книги. См. письмо к Плетневу от 4 октября 1839 года [Вербицька 1957: 77; Брокгауз и Ефрон 1895:881].
43
Французский ученый Бернар Лазар так сформулировал это в 1894 году: «Сегодня антисемиты испытывают желание объяснить свою ненависть, то есть они хотят облагородить ее: антииудаизм превратился в антисемитизм» [Lazare 1903: 209].
44
Русские и украинские писатели XIX века реже атаковали иудаизм с позиций религии, чем их польские соседи. Как показала Елена Кац на примере Гоголя, даже его знакомство с юдофобскими идеями различных религиозных деятелей не подвигло его на критику иудаизма и талмудизма, которая в то время была популярна в Польше, но еще не проникла в Россию [Katz 2008: 49–52].
45
В советский период литература на иврите жестоко подавлялась. Кеннет Мосс пишет, что во время Первой мировой войны были запрещены публикации и на идише, и на иврите: «Во время войны русское правительство и военное командование, подозревая еврейское население в склонности к измене, запретили любую письменную коммуникацию на идише и иврите (включая частную переписку) внутри постоянно увеличивающейся зоны боевых действий» [Moss 2009: 26].