Без корня и полынь не растет. Людмила Лазебная
время привыкла к его компании и уже была рада его обществу. Вообще, если пробежать или проехать на велосипеде мимо Сониного дома так, чтобы не спугнуть этих двоих, то можно было увидеть, как они вместе проводили время в саду. Соня что-то делала, а он лежал возле ее любимой лавочки под старой липой. Эту лавку она называла очень смешно – «аунтералиндан» (под липами).
Но это было потом, а сначала Соня упорно демонстрировала отсутствие интереса к нашему Чарлику и даже протестовала против его набегов в ее сад. Например, как в этот раз, о котором я хочу рассказать сейчас.
Шел какой-то день августа. Бабушка Мина напекла блинов и, связав в узелок еще что-то, сказала маме:
– Аня, надо Соне блинче (блины) отвезти.
Отмечу, что наша бабушка никогда никого ни о чем не просила, она говорила всегда так, как будто иначе нельзя, и никто ей не противоречил. Она была старшая в доме, но всегда пугала нас «маминым авторитетом».
И вот, собрав все, что нужно было взять с собой, мама усадила меня на велосипед, и мы поехали. Соня, увидев нас издалека, поспешно закрыла калитку своего сада и ждала, облокотившись на деревянную изгородь.
– Ой-вей, Аня, опять вы этого вилдэхая (зверя) с собой взяли! Вот схватит кого-нибудь – беды не оберешься!
– Ну что вы такое говорите! – спешила ее успокоить моя мама, соскакивая с велосипеда, стараясь удержать равновесие и меня в придачу. – Чарлик разумный пес, он людей не ест.
– Детка, ты мало знаешь о жизни, людей едят все, – настаивала на своем Соня, не сводя глаз с зевающего Чарлика, который всем своим видом демонстрировал полное равнодушие и будто говорил ей: «Успокойся, я сегодня сыт».
А затем он лениво лег передохнуть прямо перед Сониной калиткой.
– Вот вам к чаю, – сказала мама, протянув сверток.
Чарлик облизнулся, сел, высунув язык, а потом лег, положив свою красивую голову на вытянутые вперед лапы, и завилял хвостом.
Соня вдруг покачала головой и сказала:
– Гляньте-ка на него! Что, пес, тоже блины любишь? Я тебя не ругаю, я за тебя беспокоюсь. Цапнешь кого-нибудь, и будет тебе арест, а хозяевам – беда! А жизнь арестанта не жизнь. Я по молодости тоже собачек любила, да только Воркутлаг эту любовь, как пыль тряпкой, стер.
В это время Чарлик закрыл свою морду правой лапой, и Соня рассмеялась.
– Ишь ты, вот так собака, такую и собакой-то называть – ее оскорблять!
Чарлик совсем осмелел, встал на задние лапы, а передние положил на калитку. Я сказала:
– Он еще маленький, он со мной в школу будет ходить. Мы скоро учиться начнем.
Так и получилось. Мы с Чарликом ходили в школу и каждый день умнели. А Соня, когда нас видела, спрашивала:
– Всё ходите? Еще не научились? Всё еще учитесь?
Я отвечала, что ходить еще долго, и часто показывала, как Чарлик умеет считать от одного до трех, если ему показывать нужное количество яблок или груш, а лучше котлеток. Такие показательные выступления