Первый. Владислава Николаева
не позволить себе неаккуратным движением побеспокоить выставленный на солнечную ванну комнатный бонсай. Сейчас миниатюрных питомцев в ведерцах в травянистой оплётке с ручками конечно занесли в тепло. Вода покрывает квадрат примерно пять на пять метров и не всасывается в присыпанный ради чистоты песок.
Стахий стоит по правую руку.
– Ты устала.
Он не спрашивает.
– Избыток информации ведёт к утомлению. Я бы хотела посидеть с чашкой чая и книжкой. Но некогда.
Подзываю трёх девушек. Они смущены, не поднимают глаз.
Знала, что будет сложно. Начинаю говорить то, что собиралась сказать лишь Стахию с глазу на глаз:
– Когда я их встретила, я сразу поняла, кто они. Их души позвали меня. Я видела их тогда, когда они чувствовали себя наедине со Стихией… Вне своей Стихии они беспомощны, непонятны, замкнуты, никто из людей не готов и неспособен их понять… но в своей Стихии их коконы раскрываются – они становятся полноценными, живыми. Их не понимают, потому что они за пределами понимания, но если увидеть их в единении с их Стихией, можно почувствовать саму Стихию…
Три девушки стояли в воде. У одной расшнуровался ботинок, и она уже где-то потеряла его. Трудно сказать, понимала ли она вообще, что ей чего-то не хватает.
Они неловко замерли. Можно было подумать, они не поняли ни одного произнесённого слова, но я знала – это не так.
Девушка в одном ботинке вынула и вторую ступню из обуви. Коричневый, ношенный ботинок покинуто стоял на границе журчащей чистой лужи, обвисли отполированные пальцами, трением, ноской, годами шнурки. Из лужи вылетела круглая капля, и дождь пошёл вспять, с земли. Три девушки подняли лица к небу. В тонкой луже под их ногами не было столько воды, сколько поднималось и поднималось к тёмно-синему небу круглых капель.
– Жрица нисподающей воды.
– Жрица льда.
– Жрица течений.
Девушки падают одна за другой. Мне тоже тяжело. Старикам будет тяжело нести их в Храм, а я… я боюсь уронить. Где мои помощники? Где верные друзья?
Старики спешат на помощь, словно не сознавая своего возраста. Они берут девушек за локти и под колени, несут одну вдвоём… может и справятся.
Стахий понимает мой знак и склоняет голову ближе к губам:
– Возможно мне придётся уехать в скором времени…
Смотритель кивает, принимая к сведению. Потом всё же решает задать вопрос:
– Я должен буду сделать какое-то заявление по поводу Жриц?
Три девушки с колючими глазами выходят на освободившееся место между нами и стариками. Им неуютно, вокруг столько воды… Лужа ушла в небо, но оттуда продолжал сыпаться снег.
– Что ты молчишь? – беспокоится Стахий.
– Я… мне сейчас тяжело сообразить… если что, я позвоню на телефон Прохора и…
Стахий фыркает, и я осекаюсь.
– В чём дело?
– Прохор, – фыркает Стахий. – Прохор с некоторых пор потерян для общественности…
Меня осеняет. Немного красной злости впрыскивается