Утоли мои печали. Или каким бывает счастье. Сергей Лемехов
туальной издательской системе Ridero
Хочу такого мужа
Часть I – Душа на расстрел
Длинные выходные ноября обещали много радостей в семье Жоры Толкунова. Семья была небольшая: он, жена Лена и дочка Светочка. Небольшая и дружная. Георгий поздно женился, да и Лена была ему почти сверстница, а дочка появилась через год после свадьбы. Это было их огромное, не вмещающееся в душе общее счастье: маленькое существо с двумя косичками, которые и папа теперь умел заплетать. Конечно, всем премудростям он научился не сразу. Как-то Лена попала в больницу с воспалением лёгких, и Георгий остался один на один со Светочкой. Первым же утром понял, что не умеет завязать бантик. Старался, торопился… и справился. Дочка подсказывала. А уж если вовсе начистоту признаться, то она его и сделала на коленке, а Жора его только резинкой к пучку волос прикрепил, да так, чтобы на три дня. Ох и досталось ему потом за такие художества…
Этим утром он, получив список от Лены, отправился в магазин. Ему всегда нравилось самому ходить по магазинам за продуктами. Он как человек продвинутый вычитывал в рекламках об акциях с указанием скидок во всех окрестных магазинах. У Лены был подход совсем иной: шла в ближайший большой гастроном (супермаркет по-современному) и брала всё, что задумала. А акция там или не акция – даже не задумывалась. Не то, чтобы Жора был жадный – скорее рачительный.
– Так, Ленок, ну зачем ты кофе взяла, когда через дорогу скидка в двести рублей?
– Я же не каждый день кофе покупаю. Пока банку всю прикончим, то получится по рублю в день выгода.
– Нет, не по рублю. Банка дней на десять, а это по двадцать рублей в день! Мы же можем на пачку молочных сосисок наэкономить.
– Вот ты и экономь, а мне время дорого.
Впрочем, семейные конфликты на этом уровне противоречий и заканчивались.
* * *
В этот чудесный ноябрьский день Георгий возвращался из магазинов с двумя полными сумками (пакеты из «Пятёрочки», которые всегда были при нём) довольный собой и жизнью. Оставалось зайти только в булочную-пекарню за любимой выпечкой. Эту булочную он помнил ещё с тех времён, когда ничегошеньки-то и не было без очередей. Там и чай цейлонский «Три слона» в конце месяца выкидывали, и бублики с маком водились. Нет, булочную он на другие не променяет.
– Эй, мужик, дай десять рублей. Очень надо.
Обычно Жора такие просьбы игнорировал, но этот голос не был чужим… Он точно знал, кому он принадлежит. Георгий поднял глаза, вгляделся в пропитое лицо и не узнал в нём того, с кем в одном дворе вырос.
– Паша, это ты?
– Был и Пашей, и Павлом Николаевичем, а теперь просто хмырь.
– Ты меня не узнаешь? Помнишь, мы вместе в кино ходили? Помнишь «Последний дюйм»?
– Помню – не помню… Дай десяточку, а лучше соточку, а ещё лучше на бутылку.
– Нет, Павел Николаевич, не дам ни десятку, ни сотку, и на бутылку не дам.
– Ну что ж… «А пуля-дура прошла меж глаз ему на закате дня…»
– День только начался, Паша.
– Это он у тебя только начался, а у меня полночь.
– На. На бутылку, и сосиски возьми. Просыпайся, Паша.
* * *
В булочную-пекарню Георгий заходить не стал. Вся радость от встречи с любимой булочной исчезла, улетучилась. Домой он вернулся совсем никаким.
– Что случилось? Где же твоя выпечка?
– Булочная на ремонте.
Георгий соврал. Он не хотел ещё раз переживать увиденное – опустившееся существо, которое было когда-то его другом. И не просто другом, а заступником.
– А у нас хлеба нет.
– Хорошо, я в «Магнит» схожу. Ещё что-то надо?
* * *
Та весна была запоздалой. Ручьи побежали только в апреле. Он прекрасно помнил тот день – возвращался из музыкальной школы домой с окостенелыми пальцами от мороза. В школе пропали варежки. Хотелось выть, но Жора терпел. Главное – добежать до дома, а потом поставить руки под холодную воду. Они оттают. В футляре дорогая скрипка. Скрипка Страдивари. Конечно, никто в это не верил, а он верил. Под декой стояло клеймо – 1675 год и печать мастера. Подъездную дверь он открыл с большими усилиями, а ключ в дверном проёме уже не смог провернуть. Боль накрыла бесчувственные закостенелые пальцы. Он дышал на них и беззвучно выл от боли. Ключ не поворачивался. Жора осел на резиновый коврик перед дверью и уснул. Ему снился сон из недавно увиденного фильма, где вели на расстрел советского разведчика под музыку Мендельсона – концерт для скрипки с оркестром ми минор. Зима, Мороз и эти звуки. Он их недавно извлекал вот этими заиндевевшими пальцами на скрипке Страдивари в школьном классе.
* * *
– Что с ним?
– Голодный обморок. Мамаша, кормить лучше сына надо. Глюкозу вкололи.
* * *
Апрель