Любовь в эпоху перемен. Юрий Поляков
Солов тут же настучит Кошмарику. А тот настучит мне – по голове. Поэтому ставь сразу.
– Все равно остается дырка.
– Посмотри что-нибудь из «заиксованного».
– А с «Клептократией» что делать?
– Не знаю. Ты как себя сегодня чувствуешь? Затылок не давит?
– Давит. Утром сто восемьдесят на сто десять было.
– Многовато!
– Может, по чуть-чуть? Коньяк – лучший друг сосудов.
– Посмотрим… – заколебался Скорятин.
Если Алиса призовет сегодня к себе, придется пить секретную таблетку Казановы, а это вместе с алкоголем строго не рекомендуется – врач предупреждал.
– Говорят, Кошмарик нас продать хочет, не слышал? – осторожно спросил зам.
– А почему бы и нет? Он нас купил, как деревню с крепостными. Может и продать. Капитализм.
– А куда идти? Мне до пенсии всего ничего осталось.
– За что боролись – на то и напоролись.
– Я не боролся, я строчки считал, – грустно молвил Жора и ушел, по-стариковски шаркая большими изношенными кроссовками.
Незабвенный Веня написал как-то о нем:
Жизнь – интересное кино!
Вот ответсек Ж. Дочкин.
Он выпил танкер водки, но
Не написал ни строчки.
В журналистику Дочкин попал случайно, о чем любил рассказывать под рюмку. Мать вырастила Жору без отца, не вынесшего ее астмы, которая обострялась от любого пустяка, в том числе и от супружеских обязанностей. Работать она могла только дома: клеила коробки для елочных украшений. Сын с восьмого класса начал сам зарабатывать, устраивался куда-нибудь на школьные каникулы, однажды увидел объявление: еженедельнику «Мир и мы» требуется курьер. Они тогда еще сидели в газетном комбинате, особняк на Зубовской возник через год. Танкист поехал в санаторий, встретил там однополчанина из Управления делами ЦК КПСС, пил с ним каждый вечер и выпросил новое роскошное помещение. Тогда многое решало фронтовое братство. Скажем, сходились вверху два седых титана-управленца, чтобы схватиться насмерть, вглядывались друг в друга: «А не ты ли в 1941-м под Оршей?..» «Я…» Обнялись, поцеловались и договорились.
Жора зашел по объявлению – и уже на другой день разносил по этажам полосы. Больше всего ему понравились бездверные лифты, скользившие, не останавливаясь, вверх-вниз: сотрудники ловко впрыгивали и выпрыгивали на ходу.
– А если кто-то не успеет? – вслух, как бы себя самого спросил новичок.
– Все предусмотрено! – солидно ответил Скорятин, работавший в «Мымре» целых полгода.
Когда пространство между опускающимся полом и перемычкой этажа сократилось до полуметра, он сунул в щель ногу – лифт дернулся и встал.
– Здорово! – восхитился Дочкин.
– Ну что ты делаешь, ребенок с длинным хером? И так жить не хочется! – взныл светлокожий негр с синяком под глазом.
Это был Веня Шаронов – сказка и легенда «Мымры».
Но еще больше, чем медленные