Мой (бывший) оборотень. Крис Карвер
смотрит, как мелкие снежинки кружатся в воздухе и тают, не долетая до земли.
– Где твоя машина?
Она знает, что Итан стоит рядом, но не может заставить себя посмотреть на него.
– Оставил на соседней улице. Подумал, что ты сбежишь, увидев меня здесь.
– Правильно подумал.
Сейчас ни Райли, ни отца нет рядом и прикидываться не нужно. Каждое слово Эмбер пропитано неприязнью. Ядом. Отвращением. Итан морщится от очевидной ненависти, но не уходит, словно эти раны – ничто.
– Он… неплох.
– Если ты о Райли, то заткнись. Правда, Итан. Это не твое дело.
Итан кивает и подходит к Эмбер так близко, что у нее подкашиваются ноги. Но она не убегает и не двигается. Проверяет себя, испытывает.
Поворачивает голову, заглядывая в иссушенное болью лицо.
Обжигает дыхание на гладкой щеке. Испепеляет знакомый запах, ударивший в нос. Итан пахнет горьковатой травой и дождем. И крепким, настойчивым одеколоном. Как прежде.
Эмбер стоит больших усилий не упасть. И она сейчас до ужаса гордится собой, потому что не только не падает, но еще и контролирует собственное сердцебиение, запрещая ему учащаться. Просто нельзя. Итан услышит, и это будет проигрыш.
И когда он обхватывает ее за плечи, притягивая к себе, и утыкается носом в участок кожи между шеей и ключицей, Эмбер задерживает дыхание. Не дышит, покорно ждет, пока Итан жадно со стоном втянет ее запах, проглотит его и выдохнет с таким же отчаянным всхлипом.
– Господи, Эмбер, я так соскучился по тебе, – не отрываясь, губами по коже.
Она клянется себе, что это – последний раз, когда она позволяет ему притронуться к себе.
Издает смешок – максимально правдоподобно, и отходит, становясь напротив Итана и заглядывая ему в глаза. Цвет у них мутноватый, серо-зеленый с плотной дымкой тумана сверху.
– Соскучился? Ты серьезно? – собственная жестокость вызывает отвращение, но так нужно. – Господи, Итан, ты правда думаешь, что ты – лучшее, что было в моей жизни? Что я все еще смогу расплавиться от одного твоего взгляда? Я сейчас, возможно, разрушу все твои иллюзии, но ты. Абсолютно. Неправ.
Она не истерит и не машет руками – говорит размеренно и спокойно. И, черт с ним, никто не знает, но она репетировала. Каждое из этих слов вызубрено и давно лежит в закромах памяти, выжидая. А вот и случай.
Итан, не моргая, смотрит на нее, а в глазах у него столько всего сразу, что можно вечность разбираться, какая эмоция сильней.
– Не верю, – грубо говорит он, и Эмбер вскидывает брови.
– Мне плевать, – отмахивается она и проходит мимо, к двери, чуть задевая Итана плечом.
Он ловит ее за руку, притягивает к себе близко-близко, разделяя губы миллиметрами.
Шепчет мучительно-тихо.
– Я верну тебя себе еще до того, как твой отец вынет из духовки рождественскую индейку, Эмбер. Клянусь.
Эмбер моргает, а сердце сбивается с ритма, что вызывает на лице оборотня довольную улыбку.
Они сверлят друг друга взглядами, а потом она вырывается и практически выплевывает ему в лицо:
– Катись